24,06.2021

Прогресс в работе, прогресс в Дочь Деметры, и я уже несколько недель сижу на форуме психологов б17. Приходила за разъяснением важной темы для И+П, но так и прилипла.Причем особо ценного и полезного никто не написал, фигли. Вопрос был слишком узкий. Но другие темы слишком затягивают непонятно чем. Наверно, возможностью высказать свое мнение, выпендриться этим и "типа помочь человеку". А по факту, само собой, это бесполезное занятие с высокими интеллектуальными и временными затратами. И мне это не нравится. Пора уходить.
Работы набрала дофига, вот правда. Вижу бесхозную работу - хватаю, иду помогать, блин. Зато неожиданно прогресс в одном из самых неприятных вопросов - протоколах.Не до конца готовы, конечно, но в целом я очень рада, что села за них наконец.

---

Выписалась. Паспорт будет готов в районе 8 июня - придется ехать еще раз.
Азамат перестал мне писать после того, как я не приехала к нему в ту субботу. И отлично))
Пишу Дочь Деметры. Немного, т.к потратила кучу времени на поездку в Бирск, прогулки по Вьетнамскому рынку и т.д Все бе прогресс есть.
Впереди, как обычно, много работы. Надеюсь увидеть в ней край))

---

26.05.2021
На той неделе я обнаружила, что динамлю мальчика с сексом уже 5 месяцев. Обнаружила после того, как он мне об этом торжественно сообщил, и назначил встречу у него в субботу. Сначала у себя дома, я сказала, что подумаю, потом пригласил на дачу к другу. А мне такие предложения не нравятся не из-за противоречивого контекста, а чисто потому, что я не люблю дачи. Вот так вот. Я фанат бетонных коробок, Из присущей мне вредности тут же сказала ему, что договорилась о встрече с подругами на субботу. После этого- та-да, взяла и договорилась о встрече. В итоге в субботу он звонил/писал и ожидал меня у себя. И я, как результат, его сурово задинамила. Вот с субботы он мне и не пишет теперь, видимо, решил, нафиг такое. Хотя в прошлый раз мы вели миленькую беседу про предварительные ласки, ага-ага. В духе мультфильма "Принцесса Лебедь":
-Как это тебе не нравятся глубокие поцелуи? Это же прелюдия.
- По-твоему, прелюдия это поцелуи, и все?
- Ну а что еще?
На самом деле, он прав, т.к. я могу еще и дольше тянуть с вопросом секса. Ну кто ж тут виноват - у нас с ним договорных отношений нет. В суд не подаст. И вообще, я таки хочу отношений, а они таки и остались на уровне "раз в месяц встретиться и сходить в Мак".
В работе прогресс идет непонятно куда. Надо, надо уже с ней мысленно попрощаться. Я назначила себе срок "подчистить хвосты" до конца года, потом буду писать резюме и рассылать его. Но тяжело расставаться с этим даже мысленно. 8 лет работы...
Делаю контрохи (опять нахватала и жалею), пишу Дочь Деметры. Я от себя в ней многого не жду, поэтому идет легче, чем И.П. И снова начала отзывы писать, да)) 5 копеек за просмотр, 2-3 рубля а день, благо их у меня за все годы штук 300. Если не заморачиваться и раз в месяц писать, чтобы аккаунт не замораживали, сойдет, а вообще, это, как и Дзен и тому подобное, работа не в себя. 30 рублей за 1 тыс дочитывания статьи, ага - я лучше контрольную по праву сделаю за 300 рублей.
В субботу поедем в Бирск, прописываться. Очередная прописка, где я не собираюсь проживать)).
Цели: Дочь Деметры, работа. Развитие.
Надеюсь на лучшее, всегда.

---

Прекрасно отдохнула на 10 (десять!) майских праздников. Съездили посмотреть нв замок Гарибальди в Самарской области. Вчера летала в Питер, забирала ДДУ.
Работы вроде как и поменьше стало, но все равно далеко до финала.
Писала мало. ИП пробую писать не с первой главы, а по интересным местам. Этт довольно интересный опыт с не самым лучшим результатом. Ну, год я уже ИП продумываю, и все никак не сяду за него нормально. Да и "Дочь Деметры" безмолвно вопиет.
Чем больше узнаю Питер, тем больше люблю его. Но пока не очень получается почувствать его "своим городом". Надо летать чаще, возможно, даже просто так. Вчера, например, я целый час рефлексировала, что некрасиво одета (мятый розовый свитер с пятном засохщей крови на плече - никак не могу застирать). Потом мне это дело надоело. Регулярно плюю на то, как я выгляжу, и взаимоотношения с людьми как-то от этого не меняются. И мое настроение тоже.
А, да, я же сделала прививку от ковида. В госуслуги уже прислали сертификат. Жду, когда начну мутировать в суперчиновника.
Опять начала делать контрольные. На этот раз пока стараюсь без просрочек и срывов.
Итак, жизнь идет, будем наблюдать))

---

29.03.2021
1. О главном. Свершилось - у меня есть ипотека! Теперь я очень-очень счастливый ипотечный раб с ДДУ на объект в гетто новостроек. Достроить обещают в 3 квартале 2022 года. Я готова ждать, благо платеж не так уж велик - но на будущий год уже нужно планировать переезд в Спб. Этот год - скорее всего, в Уфе. Но, зная мою работу, произойти может все, что угодно.
2. Работа - край вроде виден, но начинаешь смотреть, и что-то линия доделывания отодвигается к горизонту. Но он есть, этот край. Правда-правда. У многих знакомых мне людей как-то все страшнее и страшнее (боюсь писать предметно), и это пугает. Я, как крошечный винтик в должности главного специалиста, надеюсь, не должна ничего опасаться - но ведь бояться можно не только за себя, да? И все же я надеюсь на лучшее. Хочу надеяться.
3. Пишу "Дочь Деметры" - точнее, ковыряюсь в последней главе. На выходных хотела писать, но решила потратить время на работу. Итог, как всегда, плачевный - не сделано практически НИ ХРЕНА, зато я хорошо отдохнула с подругами и сама по себе.
4. Мальчик, с которым я гуляю в последний месяц, позвал в кино. Это отлично, но блин, потом он позвал к себе, да еще и со словами "домогаться не буду, только поцелуи, весна же". Тьфу. У него, так сказать, вложения в меня - три раза по стакану кофе, блин, а как что посерьезнее - так сразу ему надо уже "домой". А мне в таком формате не хочется, мне хочется как у Высоцкого - парня в горы возьми... То есть немного получить вместе с ним впечатлений, а потом уже к нему домой ехать. А в кино, на мой взгляд, впечатлений критически мало. И нет, мне нужна не Турция/Мальдивы, а хотя бы Иремель/Самара/Челябинск.

---

14.03.2021
За две недели:
1) Чудесная четырехдневная поездка в Краснодар. Были в Ростове (опоздали в Новочеркасск, Краснодаре, Горячем ключе). Весь понедельник я была на работе как зомби, ибо спать всего 2 часа в сутки это немного утомительно.
2) С работой - утоминительное-ничего-не-происходящее-и-бесполезное. Плюс Масленница в субботу в принудительном порядке. Было весело)) На этой неделе начинается Великий пост. Для меня тяжело держать его весь - решила не пить кофе и не есть мясо. Надеюсь, выживу))
3) Дописала наконец-то "Дневник Моби Дика". Лежит на фикбуке. Хочу приступить к 1 главе И.П. и к Д.Д.
4) Читаю "Длинноногий Дядюшка". Офигенная книга, перечитываю в 3 или в 4 раз. На этот раз выписываю из нее упоминания обо всех книгах. Составлю список и прочитаю. Я прочитала 2/3 "Дядюшки...", а в списке уже 29 позиций (читала из них от силы книг 5).
На следующую неделю очень-очень много надежд.

---

27 февраля
Непонятки с ипотекой в банке Россия, зато неожиданно одобрил Сбер. Сижу, не знаю, что делать. Хочу в Питер, и - лень,прокрастинация, страх перемен.
В пятницу была сделка по родительской квартире, мне вернули мои деньги, погасила большой кредит. Если обломается с ипотекой, буду гасить карту и привыкать жить без долгов.
Муторно с работой . Прогресса никакого, стою на месте, невыполненные обещания и куча мути. Одна радость - уведомления на сокращение с 1 мая. И то я сомневаюсь, что воспользуюсь ими.
В голове много моего нового романа про И. и П. Нужно - Дочь Деметры, контроха (одна), роман, вот, девчонке помочь еще в Калининграде. И наконец доделать все висяки по работе, блин.
З.Ы. Перечитала. Выглядит так, будто я ною - но нет, это не нытье, я просто хочу идти вперед.

---

20.02.2021
1. Все еще жду ипотеку
2. Контрохи благополучно просраны. Осталась 1 как моральный долг
3. Больничный закрыт. Жалею, что закрыла не долечившись. Кое-как проходит простуда.
4. Дохрена работы в формате "гадких старых недоделок". Наверно, приду на выходных, но это не точно.
5. Дочь Деметры ждет. Не могу писать, когда болею.

---

Решила начать вести дневник. Фиг там. Ловлю себя на том, что не могу быть искренней - уже на третьей строчке, муахахаха. Да пофиг. Разберусь. Хотя мне не надо ни с чем разбираться, мне нужно время и ресурсы.
Итак,
14.02.2021
1) Больничный пока до 16.02. Лечусь и отдыхаю.
2) Жду решения по ипотеке.
3) 2 контрохи на 1300 в работе.
4) Работы дохрена.
5) Закончу с п.3,4 и вернусь к "Дочь Деметры". Край виден.

---

Спустя 7 лет

Для того, чтобы я заглянула сюда спустя семь лет, должно было случиться невероятное. Оно случилось. На фикбуке выложили мою работу.МОЮ РАБОТУ! Удивительно, как я вообще на нее наткнулась, так как не писала по "Тане Гроттер" уже вечность, ну и в соответствующий раздел фикбука не заходила. Товарищи, это просто "цензура"

---

---

Сайт, на котором собираются любители фанфиков с пейрингом Медузия Горгонова/Сарданапал Черноморов - gogrotter.3bb.ru/

@темы: фанфики, Медузия: Сарданапал

---

Посмотри на меня, R - фанфик про Медузию и Сарданапала

Название: Посмотри на меня
Автор: Шамани
Размер: миди, наверно.
Рейтинг: R
Категория: гет
Жанр: романтика
Персонажи, пейринг: Сарданапал/Медузия, Медузия/Персей, остальные по мере появления
Статус: в работе
Предупреждения: ООС, AU
Саммари: Думаете, два бессмертных мага не способны вляпаться в неприятности? Да вы их плохо знаете!
От автора: Не смогу писать это быстро и регулярно, т.к. есть некоторые... обязательства, но прода будет появляться.

Пролог

Медузия поежилась от холода и поплотнее закуталась в длинный плащ. Бесполезно. Ветер пробирался ей под одежду и, словно в насмешку, ерошил длинные волосы. Пару раз он пытался сбросить Горгонову со стены, но из этого ничего не вышло, и ветер решил приберечь свою ярость для кого-то другого. Для Меди же он оставил короткие выдувающие тепло атаки и коварные ледяные щипки из-за угла. В какой-то момент эта тактика принесла плоды – Горгонова продрогла окончательно и принялась мстительно вспоминать согревающие заклинания. Нашарив в памяти около пяти, она успокоилась. Колдовать не следовало. Особенно здесь.
Пожизненно-посмертный глава Тибидохса, идейный вдохновитель сегодняшней «прогулки», ступал по карнизу чуть впереди. Свободная одежда по последней византийской моде развевалась на ветру, борода путалась с усами, но академик не жаловался. Похоже, он вовсе не замечал неудобств. Медузия точно знала, что стоит Сарданапалу увлечься какой-нибудь интересной загадкой, как всякие мелочи вроде сна и еды отходят на второй план. Желания и нежелания спутницы он тоже в расчет не брал – поднял в два часа ночи и, ничего толком не объяснив, потащил в Проклятую башню. При этом он бормотал, что какой-то новый предмет разорвал его сеть, и академику, видите ли, не терпелось посмотреть, что же это такое. Определенно, что-то довольно мощное и опасное (другое Башня и не притягивала), с высокой долей вероятности черномагическое – в последнее время там появлялись именно такие.
Снаружи Проклятая башня была совершенно непримечательна – обычная тонкая и изящная башенка, отдаленно напоминающая Башню Приведений, невидимая и неосязаемая без специальных заклинаний. Внутри дизайн поражал аскетизмом – никаких картин, зачарованных ларей и звенящих мечей, только голые темные стены. Когда академик с Медузией прошли по карнизу и залезли в окно на втором этаже (по первому этажу они не ходили без особой необходимости), стены озарились мягким голубоватым светом. Это было красиво, но почему-то слегка жутковато. Не сильно. Самую чуточку.
Ковры неведомый декоратор также не предусмотрел, и Меди старалась ступать помягче. Не помогало. Стук ее каблучков разносился по всей башне, а шаги академика звучали так, словно на нем были сапоги с металлической подошвой. Мягкие тапки в восточном стиле не могли так стучать; Горгонова не знала, чему же ей верить – зрению или слуху. Здесь, в Проклятой башне, пять человеческих чувств утрачивали свое значение, уступая шестому. Интуиции мага.
Медузия догнала академика и теперь шла с ним рядом.
– Обязательно было вскакивать ни свет ни заря? Ты что-то почувствовал?
Сарданапал бросил на нее быстрый взгляд и неохотно сообщил:
– Вроде того. Только не спрашивай, что это было – сам не пойму. Просто мне почему-то кажется, что чем быстрее мы выясним, что там появилось, тем меньше неприятностей… ммм… огребем.
Медузии не понравилось его «огребем». В устах академика оно не звучало. Тем не менее, это слово неплохо отражало результат возни с непонятными артефактами.
– Кто будет проверять? Ты? – с едва уловимой ноткой недовольства поинтересовалась доцент Горгонова.
– А ты будешь смотреть, чтобы со мной ничего не случилось.
Медузия недовольно фыркнула и остановилась, пропуская его вперед. Короткий коридор сменился причудливой лестницей - ступеньки уходили вверх и направо, образовывая спираль. Через десяток метров – новый коридор, две комнаты друг против друга и опять лестница. Указанная архитектурная конвульсия была изрядно расширена пятым измерением, поэтому едва ли смогла бы существовать в немагическом мире.
Вскоре преподаватели поднялись на пятый этаж, и тут оказалось, что они могли бы уже быть на месте, если бы кто-то… ¬
– Пропустил, - виновато пожал плечами Сарданапал. – Вблизи я плохо чувствую сеть. Похоже, оно на четвертом.
– И что с твоей сетью? – спросила Медузия, расстегивая плащ. Ей стало жарко.
Академик открыл дверь в крошечную клетушку:
– В общем-то, ничего особенного. Артефакты чувствуют пополнение в своей теплой компании и ведут себя беспокойно. Сеть становится нестабильной, и мне сложно понять, в какой из комнат находится наш «сюрприз», - Сарданапал помолчал и уточнил. – Не сложно… сложнее.
Медузия прошла в комнатку следом за учителем и последовательно окинула подозрительным взглядом: аккуратный трехногий столик, четыре изящных стула, подушку в форме черепахи, цветочный горшок в углу, большое зеркало возле входа и разбитое окно прямо напротив двери.
Сарданапал же сразу направился к зеркалу, и, не рискуя снять с него тонкое коричневое покрывало, протянул руку с кольцом, сканируя магию. Разноцветные усы хищно вздыбились.
– Не чувствую ничего особенно скверного и опасного, но это еще ни о чем не говорит. Возможно, покров экранирует какую-то часть излучения. Надо взглянуть поближе.
Академик опустил руку с кольцом, ухватился за покрывало и раньше, чем Меди успела его остановить, заглянул в зеркальную гладь. Медузия мысленно застонала – Сарданапал с его неуемным любопытством был совершенно неисправим.
– Как странно. Представь себе, Меди, я совершенно не чувствую разницы. Но ведь зачем-то оно здесь висит…
Пожизненно-посмертный глава Тибидохса провел кончиками пальцев по серебристой поверхности и собрался отойти, чтобы уступить место Медузии, как вдруг что-то странное привлекло его внимание. Какая-то маленькая точка. В зеркале мелькнуло что-то безумно знакомое, и академик неуверенно шагнул вперед, пытаясь разглядеть это «нечто». Близоруко прищурил глаза, сфокусировал взгляд на маленькой черточке. Та тут же придвинулась ближе… а весь оставшийся мир вдруг подернулся полупрозрачной дымкой. Исчезли комод и окно, растворилась в тумане Медузия, последней исчезла вычурная рама, а академик все никак не мог оторвать взгляд от открывшейся ему картины… пока вдруг не понял, что видел все это тысячи раз.

Подъемный мост опускался ужасающе медленно, вода во рву воняла падалью.
– Да брось, это просто разведка, – сказали ему. – Ничуть не опасней обычной прогулки.
У юноши были удивительные глаза цвета свежего меда и мягкие пшеничные волосы. На щеке – глубокая царапина, которая никак не желала заживать. Коричневая корка все время мокла, а по ночам из царапины, бывало, сочилась кровь. Раны, нанесенные оружием мрака, просто так не затягиваются, но это намного лучше, чем вовсе лишиться головы.
– Я пойду с вами, - мягко возразил Сарданапал. Наверно, в десятый или пятнадцатый раз. Ему не хотелось отпускать их одних, но ученик Древнира никак не мог сформулировать, почему.
– Ц-ц-ц, – юноша потрогал царапину с притворной озабоченностью. – Если б моя мать была жива, она бы сказала, что у тебя паранойя.
Вестимир часто цитировал свою мать, пользуясь тем, что Черноморов с ней не знаком.
– В самом деле, Сарданапал, – в разговор вдруг вступил сам Учитель. До этого он стоял поодаль и равнодушно разглядывал свинцово-серое небо. – Останься здесь, в Тибидохсе.
– Но…
– Тут ты нужнее. Пожалуйста. Это приказ.
Будущий академик склонил голову, отступая назад. Его не оставляло ощущение, что все это он уже видел, и – особенно ужасно – что сейчас происходит что-то непоправимое. Вот только что именно? Сарданапал устало протер глаза. Казалось, его преследуют сцены из старого кошмара, и – что более чем странно – он видит этот кошмар несколько тысяч лет подряд. Но почему? Кажется, что когда-то он уже вспоминал этот опускающийся мост, оплакивал этих людей, проклинал себя за слова, которые так и не произнес. А ведь он, кажется, знает, что будет дальше: обглоданный нежитью череп и мертвенно-бледный Древнир, копающий могилу кривым ножом. А дальше – тысячи лет жизни, бесконечные войны, потери и радости, и в конце всех времен – он сам, прильнувший к большому зеркалу. Стоит и смотрит на что-то, и позади него женщина, с которой он пока не знаком… Что это? Сон? А, может, сон – это все остальное? Одно из двух странных видений –печальная реальность, понять бы еще, которое.
Еще у него ужасно болела голова.
Сарданапал снова потер пальцами веки… и распахнул глаза в изумлении. Вот здесь, перед ним, в удушающе-жарком воздухе мелькнуло что-то блестящее. Сверкнуло и снова пропало, как солнечный зайчик, но он почему-то вдруг понял, что нужно сказать:
– Простите, Учитель, но я пойду с вами, хотите вы того, или нет. Не желаю проклинать себя целую вечность из-за того, что остался здесь.
Глаза Древнира расширились с каким-то болезненным изумлением, но он не стал возражать. Зато Вестимир стал, и еще как, но потом и ему пришлось смириться с неизбежным.
– Считай до десяти, параноик, – с улыбкой сказал он Сарданапалу. – Я часто так делаю.
Черноморов начал считать.
Они покидают Тибидохс и телепортируются в подмосковье. Раз.
Бродят по лесу и ищут какой-то черномагический артефакт. Два.
Потом попадают в ловушку. Древнир едва успевает выхватить меч и начертить им защитный круг. Три и четыре.
В лесу появляются стражи мрака, учитель погружается в странный сон. Сарданапал с Вестимиром сидят в ожидании помощи, и сын Древнира с улыбкой заверяет, что не желает умирать в компании Черноморова. Пять. Шесть.
Белому магу нечего возразить; стражи мрака тоже не стоят молча. На пленников выливается поток оскорблений, и сына Древнира охватывает ярость. Вестимир превосходно владеет мечом, но с первым мечником мрака ему не тягаться. Семь. Восемь.
Сарданапал… он так и не успевает понять, кто вызвал кого на дуэль. Сын Древнира хватается за отцовский меч – куда мощнее, чем его собственный. Защитный круг ощутимо тускнеет, становится уже на пару метров, но все равно остается гореть. Похоже, что кончик меча остался в земле. Девять.
– Ну а теперь повтори мне в глаза!
– Вестимир, нет! Ты разве не видишь…
– А ты не мешай! – медовые глаза темнеют от гнева, он раздраженно пихает своего друга, отталкивая с пути. Сарданапал оступается, падает навзничь. Подняться не успевает, не успевает даже понять, что выпал из круга – в него вдруг вцепляются сотни лапок. Вечно голодная нежить начинает раздирать его на кусочки чуть раньше, чем кривой острый меч обрывает, казалось, бесконечную жизнь. За меч схватился не Арей. Барон мрака еще не способен совершать такие поступки – по крайней мере, без колебаний.
А вот Лигул – в самый раз.
Вестимир захлебывается криком ужаса и отчаянья, он прыгает следом, пытаясь помочь…
Но помогать уже некому. Все, что он может сделать – обнажить меч.
А дальше – все то же самое. Запоздалая помощь. Два трупа, объеденных нежитью. Горе великого мага, в один страшный день потерявшего и сына, и любимого ученика…

– Десять? Почему десять?
Сарданапал открыл глаза и попытался приподняться. Его голова лежала на коленях у Меди; доцент Горгонова внимательно разглядывала его лицо.
– Почему десять? – повторила она и осторожно коснулась теплыми, нежными пальчиками его щеки. Кожа слегка защипало – такое бывает, когда касаешься свежей царапины. Сарданапал подумал о том, что, наверно, пытался выцарапать собственные глаза.
– Он говорил, что гадости редко случаются неожиданно. Обычно есть время досчитать до десяти. Главное, вовремя начать.
– А-а.
Медузия не стала уточнять, кто этот «он», хотя, наверно, хотела. Вместо этого она снова коснулась щеки академика, точно стирала что-то (кровь? слезы?) а потом, отвернувшись, принялась гладить его волосы.
– Я не успела заметить, как это произошло. Ты смотрел в зеркало, потом упал, начал кричать. И считать. А я ничем не могла помочь.
Сарданапал сел, потом придвинулся поближе к Медузии и обнял. Ее кожа была восхитительно-теплой и грела даже сквозь одежду, дыхание слегка щекотало шею. Это успокаивало.
Доцент Горгонова положила руки ему на спину и заметила:
– Ты дрожишь. Я понимаю, звучит совершенно по-идиотски, но… все в порядке?
– Более или менее, – он попытался улыбнуться, но потом понял, что она все равно не заметит. – Просто посиди рядом, и все будет хорошо. Скверное это зеркало, и надо быть полным идиотом, чтобы в него смотреть. Ну, по крайней мере, оно не несет непосредственной опасности Тибидохсу, в отличие от последних двух предметов, которые появлялись в этой башне в ночь полного лунного затмения.
– Насчет полного идиота ты немного преувеличиваешь, – резко сказала Меди. – Я видела, сколько на тебе защитных полей, – тон ее голоса не оставлял сомнений в том, что если бы зеркало проверяла сама Медузия, защиты на ней было бы вдвое больше. – И все же… что показывает эта вещь?
Академик, кажется, немного успокоился. Во всяком случае, он почти перестал вздрагивать, отпустил Медузию и поднялся:
– Надеюсь, ты помнишь ту мерзкую историю с колодцем Посейдона? Про развилки пути и выбор, который нельзя изменить? Так вот, зеркало показывает другую сторону. То, что могло бы произойти, если бы мы поступили по-другому. Пошли туда, куда могли бы не пойти и…
– И что там, с другой стороны?
Сарданапал подошел к зеркалу и поправил коричневое покрывало. Медузия наблюдала за ним, чуть прищурившись.
– В моем случае – ничего хорошего. И, знаешь, Меди, – академик снова приблизился к ней, взял за запястье и мягко, но решительно потянул к выходу, – тебе не стоит туда смотреть. Я понимаю, тебе, должно быть, ужасно хочется, но… не надо. Ничего хорошего из этого не выйдет.
Его глаза вдруг сверкнули, вспыхнули так, что Медузии мгновенно расхотелось смотреть в то проклятое зеркало. Что бы там ни было, оно причинило Сарданапалу боль, и сейчас академик пытался защитить ее от страданий. Доцент Горгонова вовсе не боялась боли – моральной или физической – и, пожалуй, сочла бы ее достаточной платой за то, чтобы взглянуть в глаза страхам прошлого, но… ей не хотелось быть слабой. Не хотелось лежать на полу и шептать бессмысленные фразы, зная, что академик сидит рядом, держит ее за руку и осторожно вытирает слезы с лица. И ужасно переживает оттого, что не был достаточно убедителен, чтобы отговорить.
– Пойдем отсюда, – сказала она. – Рано или поздно сюда придется вернуться, но сейчас я бы выпила горячего чаю. Тебе это тоже не помешает.
Сарданапал отпустил ее пальцы и взялся за дверь. Медузия шагнула вперед, бросила прощальный взгляд через плечо и…
Она так и не успела понять, что произошло. Похоже, особо мощный порыв ветра таки прорвался в крошечную комнатушку и грубо сорвал с зеркала тонкую ткань. Меди скользнула взглядом по серебристой поверхности и замерла, увидев какое-то странное пятнышко. Оно показалось ей смутно знакомым, и доцент Горгонова подошла ближе, чтобы разглядеть повнимательнее.
Пятно росло и меняло форму, а Меди все никак не могла разобрать, что же это такое. Прекрасное лицо молодого мужчины? Крылатый конь? Меч и щит? Казалось, что время остановило свой бег, предоставляя ей уникальный шанс разгадать эту загадку. Отчаянный крик академика оборвался и замер. Весь мир подернулся дымкой, а потом разлетелся грудой осколков.
А Медузия все смотрела в ослепительно-голубое небо…

@темы: "Таня Гроттер", фанфикшен, Медузия, Сарданапал

---

Старый сухарь, R

Название: Старый сухарь
Автор: Шамани
Размер: мини (4497 слов)
Рейтинг: R
Категория: гет
Жанр: романтика, драма
Персонажи, пейринг: Медузия/Поклеп, Медузия/Сарданапал
Статус: закончен.
Предупреждения: ООС. Порнографические сцены.
От автора: написано по заявке "Медузия/Поклеп, фоном Медузия/Сарданапал. Неразделенные чувства Поклепа, его злость на Сарданапала".

« - Ты старый сухарь, Поклеп.
- Да я моложе вас не знаю на сколько тысяч лет!
- И все равно ты сухарь…»

Психологи говорят: глаза – зеркало души. Все, что происходит внутри человека, отражается на его внешности. Скрытые пороки – морщинки. Тайные желания – складки. Психологи вообще любят нести всякую чушь.
Вот разве можно сказать, например, по Поклепу - с его пронизывающими насквозь ледяными глазками-буравчиками – что он влюблен? Причем давно и практически безответно. И что его собственный, тесный мирок раскрашен всего в два цвета - серый и рыжий – а объектом воздыханий является вовсе не глупая Милюля, а кое-кто совершенно прекрасный, далекий и недоступный? Русалка была для него лишь мимолетным увлечением, жалкой попыткой забыть свое - да нет, тогда еще чужое - рыжее чудо. Впрочем, за несколько лет тибидохский завуч успел привязаться и к этой вульгарной твари, поэтому расставание далось нелегко. Милюля рыдала неделю... а после вполне утешилась и закрутила роман с водяным. Ну а Поклеп наконец получил возможность завоевать сердце Меди. Пускай не сразу, пусть постепенно и осторожно, чтобы, не дай Бог, не спугнуть ее; продвигаясь вперед шаг за шагом, сперва завоевывая доверие, а потом и целиком захватывая эту крепость.
Поклеп сбивается с шага, замирает в двух шагах от лестницы и подносит к лицу огромный букет белых роз. Вот именно. Захватывая. Каждый день, каждый час, каждый миг тибидохский завуч боролся за свое счастье; впрочем, случались и дни, когда он почти утрачивал надежду.
Поклеп хорошо помнит, как, совершая привычный ночной обход Тибидохса, прошелся возле рва в надежде поймать романтично настроенных нарушителей режима и наткнулся на…

У подвесного моста расположились две фигуры: доцент Горгонова стояла у парапета, кутаясь в длинный темный плащ, а академик сидел на стене и легкомысленно болтал ногами, то и дело одергивая бороду, коварно сползавшую в ров. Поклепа пока что не замечали; мужчина не стал дожидаться, когда на него обратят внимание, нырнул в неприметную нишу и затаился.
- …а все-таки, академик?
- Не знаю, Меди, не знаю. Человек может думать одно, говорить другое, а поступать совершенно иначе. Сейчас я, допустим, скажу, что не буду мстить, если меня предадут, однако, кто знает, что, если такое и вправду случится....
- То есть вы все простите? - нетерпеливо спросила Медузия. Поклеп, нервно почесывающий ногу в своем убежище, навострил уши. Он не желал пропустить ни единого слова; правда, его не слишком-то волновали реплики академика.
- Не думаю, - со странным смешком ответил Сарданапал, - я, все же, будем говорить откровенно, не светлый страж. К тому же, простить и отказаться от мести - совершенно разные вещи. И если второе намного проще, то первое чаще приносит облегчение.
- Да неужели?
- Поверь моему опыту... – мягкая полуулыбка едва коснулась губ академика и тут же затерялась где-то там, в бороде, но тибидохский завуч успел ее заприметить. Ему стало горько – улыбка предназначалась Медузии, и та вернула ее с процентами. – А ты, Меди, сможешь.. простить?
Горгонова на мгновенье задумалась и энергично встряхнула медно-рыжими волосами:
- Едва ли. Персея я не простила. Хотя ему и не нужно мое прощение.
Сарданапал определенно пожалел о своих словах. Поклеп ясно видел сквозь два ряда кирпича, как он соскочил со стены, протянул руку к Меди, почти касаясь ее спины. Доцент Горгонова развернулась на каблуках, засмеялась – она не казалась расстроенной. Давно прошли времена, когда любое упоминание о Персее портило ей настроение. Теперь для этого требовалось что-то более веское.
Поклеп Поклепыч мучительно вздрогнул, с трудом сдержав стон. Будь он на месте Сарданапала, давно бы впился губами в податливое, гибкое тело, и завершил этот вечер чем-то более приятным. Но академику, видно, нравилось находиться на минимальном расстоянии от Медузии, возможно, ощущать тепло ее тела, не предпринимая ни малейшей попытки сблизиться. Рисовать руны, спорить, смеяться, щелком отгонять расшалившиеся усы, играть со змейками на ее голове, задавать вопросы из области магической философии, делать все, что угодно, но только не целовать. А зачем? Он же может коснуться ее, как только захочет.
Горгонову это тоже вполне устраивало, но вот Поклеп изводился в своем убежище, желая лишь одного.
Точнее, одну.
Вот они начали обсуждать лопухоидов. Дошли до их медицины и академик, встав на носочки, склонил изумленную Меди к себе. Легонько коснулся губами ее лба.
- Вот так лопухоиды измеряют температуру, когда под рукой нет градусника. У тебя ничего не болит?
Медузия живо заинтересовалась процессом, пытаясь уловить связь между гриппом и поцелуями. Причем тут температура и почему именно в лоб? Логичней бы было касаться губами тех мест, куда вставляется градусник. Куда он, кстати, вставляется?
Сарданапал живо назвал ей с десяток вариантов разной степени сумасбродности. Сам он, по причине своего бессмертия, пользовался только одним – пару раз закладывал градусником книгу.
Суровая преподавательница нежитеведения отогнала от уха маленькую симпатичную змейку и насмешливо прокомментировала слова академика. Что-то насчет наплевательского отношения к своему здоровью. Поклепу не удалось разобрать, что именно - в ушах у него стучала кровь. Медузия, Меди... тибидохский завуч тихо застонал в своей нише и ударил рукой по стене, сбивая костяшки. О, как бы ему хотелось быть сейчас рядом с ней! Легонько коснуться плеча, невзначай вдохнуть запах волос... шарахнуть боевой искрой проклятого академика!
- Пойдем отсюда, - предложил Сарданапал. - Здесь становится слишком людно.
Почувствовав неладное, Поклеп высунулся из своего укрытия и скрипнул зубами – Черноморов смотрел прямо на него.
Завуча прошиб холодный пот. Как-то неожиданно вспомнив о том, что этот забавный упитанный мужичок – могущественный белый маг, Поклеп выбросил искру – на этот раз она вышла алой – и телепортировал в свою комнату. Всю ночь он лежал без сна, то вспоминая укоризненный взгляд академика, то с дрожью, с восторгом представляя Медузию - высокую, немного насмешливую, рыжеволосую – и проклиная свою несдержанность. Больше всего на свете он опасался, что академик заставит его покинуть школу, лишит возможности видеть объект своей страсти. Лишь просто видеть!..

Несколько лет назад все изменилось. У завуча наконец-то появилась надежда. И Меди сама дала ему шанс! Ну, не совсем Меди, конечно…
Поклеп до сих пор помнит этот момент: два кубика льда, взметнувшихся грудой осколков у ног безобразной статуи из красного дерева. Негромкий, спокойный голос: «Забирай свой лед сговорчивости, мне он больше не нужен!».
Лед сговорчивости. Мерзкое вещество, способное поработить волю любого, самого сильного мага. Создать его не намного проще, чем повторить знаменитое жидкое зеркало некромага Тантала, да и подбросить два кубика льда - задачка не из легких. Зербаган, к примеру, не справился. Ревизору не стоило отдавать лед Медузии – она никогда не смогла бы подбросить его академику. Да и никто из преподавателей бы не смог.
Поклеп был уверен, что и сам не способен на это предательство. И он абсолютно не представлял, зачем, подождав, пока в кабинете никого не останется, собрал лед в пакет и убрал тот в карман.

Поклеп добирается до комнаты Меди, дробно стучит и, покусывая тонкие губы, ждет пару минут. Стоит и, нервничая, разглядывает собственные туфли, в задумчивости пересчитывает розы – пятьдесят одна штука – потом неожиданно спохватывается, начинает тщательно очищать от налипших пылинок свой потрепанный серый костюм. Перед свиданьем мужчина решил приодеться, но, не слишком-то разбираясь в лопухоидной моде, телепортировал вещи из магазина «секонд-хэнд».
Дверь наконец открывается – тихо, с едва уловимым скрипом. Медузия с грустной улыбкой принимает цветы, подносит к лицу. Медная прядь у ее виска превращается в змейку, раскрывает пасть и с наслаждением откусывает нежный, почти распустившийся светлый бутон. Доцент Горгонова швыряет букет на кровать и выходит из комнаты – такая прекрасная и величественная. Решительно и, в то же время, как-то неловко берет тибидохского завуча под руку. Поклеп замирает, не веря своему счастью, и осторожно, сдержанно выдыхает. Набирает полную грудь воздуха, наслаждаясь ароматом ее духов – цветочных, с оттенком черной смородины и чуть уловимой горчинкой. Очаровательно!
А вот Поклепов одеколон, оставшийся со времен «романа» с русалкой, влечет не столько Медузию, сколько нежить. Хотя мужчину едва ли это волнует. Он торопливо накрывает второй рукой обжигающе-жаркие пальцы доцента – словно боится, что Меди вдруг убежит - и молча ведет ее по коридору. А сердце, которое он когда-то считал простым куском мяса, определенно готовится выскочить из груди.
Немного поплутав по едва освещенным коридорам, они выходят из школы и располагаются неподалеку от подвесного моста. В этом месте вообще обожают собираться влюбленные. В особо удачные дни тибидохскому завучу удается «поймать» до трех парочек.
Доцент Горгонова прислоняется к стене, смотрит вниз. В глазах - глухая тоска; впрочем, в последние несколько лет это уже никого не удивляет. Сначала Поклеп собирается подождать, но потом понимает, что больше не в силах оттягивать это миг. Сейчас. Он просто не выдержит еще пары минут.
Поклеп Поклепыч по-птичьи дергает головой, сокращает дистанцию. Горгонова смотрит на него, не мигая. А, может, и не на него. Тибидохский завуч сглатывает слюну и придвигается еще ближе. Вот тут Медузия гордо вскидывает голову, насмешливо смотрит в глаза. Мужчина тут отступает назад, пытаясь вспомнить отводы от всех сглазов сразу, и торопливо бормочет:
- Мне кажется, академик хотел, чтобы ты...
В глазах Горгоновой вспыхивает пламя, но это длится всего секунду. Потом... она медленно склоняет голову, признавая его правоту.
- Возможно... Поклеп.
О, как же здорово слышать свое имя из уст любимой! Так сладко, как горько – чужое. Впалые щеки завуча розовеют, глаза заволакивает молочной дымкой. А Меди тем временем опускает руки ему на плечи и уверенно прикасается губами к губам. Суровая преподавательница нежитеведения наконец-то решилась. Ноги Поклепа становятся ватными, он ощущает пульсацию крови в ушах. Приоткрывает губы, перехватывая инициативу, прижимает к себе доцента Горгонову, целует так страстно и ненасытно, что у обоих перехватывает дыхание. Мужчина в блаженстве, он просто захлебывается от счастья, но даже сейчас, в этот долгожданный момент, ему все еще хочется чуточку большего.
Большего.


- Поклеп?
В руке сидящего за столом академика мерно подрагивало перо. Вытянувшемуся в струнку тибидохскому завучу отлично видны мешки у него под глазами; не заметить нездоровый цвет кожи, опять-таки, может только слепой. В принципе, академик сам виноват – ему не стоило тратить все силы на подготовку к битве со сфинксом. Бессмертие бессмертием, но сон и еда тоже важны.
- Поклеп, ты не мог бы уточнить у Ягге, в каком веке она завезла в магпункт те кушетки? Мне кажется, в девятнадцатом, - Сарданапал отпустил перо (то тут же нырнуло в чернильницу) и устало потер глаза. – А, может, в двадцатом. Казалось бы, разница небольшая, но она есть.
Поклеп насупил брови и вышел в коридор. Неугомонному академику никак не удавалось уловить грань, за которой простой старый хлам превращался в антиквариат, а это было важно. Вопрос стоял так: как квалифицировать действия подосланных Кощеевым, но совершенно самостоятельно (ну, с небольшой помощью малютки Клоппика) нализавшихся гномьей самогонки ревизоров? Все зависело от величины убытков, которая, опять-таки, складывалась из стоимости кушеток. Впрочем, Черноморов едва ли всерьез рассчитывал взыскать с главы Магщества ущерб, причиненный его расшалившимися помощниками – скорее, просто хотел позлить давнего оппонента.
Ягге не то поддерживала академика в этом простом желании, не то была нежно привязана к поломанным (в щепку) кушеткам, но сумму она насчитала приличную. Посланец из Магщества, явившийся за отчетом, будет поражен его содержанием
- Вот так, и гоните прочь этого охламона, - строго сказала старушка, записывая нужную цифру на одновзглядной бумаге. – А это передай академику. Пусть пьет маленькими глотками.
Ягге сунула завучу хрупкую чашку с лукавым драконом, обвивающим нежный фарфор, и с чувством выполненного долга уселась в кресло. Поклеп вдохнул аромат травяного настоя, в задумчивости почесал плешивую макушку – запах вызвал у него какие-то смутные, трудноопределимые ассоциации – и покинул магпункт.
Забыв про телепортацию, мужчина шел к кабинету академика. Кружка нагрелась и обжигала ему руку; у большого пальца пекло сильнее, Поклеп по-птичьи склонил голову, чтобы посмотреть, в чем дело, и обнаружил небольшую трещинку аккурат перед мордой нарисованного дракона. На длинной чешуйчатой физиономии читалась насмешка, но желтые глаза светились мудростью. Длинный, раздвоенный язык был высунут изо рта, точно дракон пытался зализать трещинку.
Любуясь древним созданием, Поклеп машинально поднес чашку к губам и глотнул. Напиток оказался слегка горьковатым, но каким-то чудесным образом прояснил голову. Сознание Поклепа стало холодным и звонким, усталость отошла на второй план. Тибидохский завуч никогда не испытывал – да и, признаться, не желал испытывать ничего подобного. Возможно, уставшему академику такое питье пришлось бы весьма кстати, но ззавуча-то вполне устраивал тесный мирок собственных тщетных надежд…
Смотреть, как разбиваются иллюзии - больно. Поклепу определенно не стоило пробовать этот напиток, и, уж тем более, делать большой глоток. Благодаря внезапно нахлынувшей ясности мужчина вдруг осознал, что его самое сокровенное желание – добиться взаимности драгоценной Медузии - едва ли однажды осуществится. Ревновать ее к академику – глупо, пытаться добиться внимания – бесполезно, да, и вообще, вся его жизнь – не более чем пустая трата времени. В груди болезненно екнуло, сердце пропустило удар.
Торопливо материализовав фляжку с коньяком, Поклеп сделал несколько глотков и умиротворенно вздохнул – мир снова подернулся приятным туманом. Сунул фляжку в карман – не пропадать же добру – и, неожиданно нашарив какой-то плоский пакетик, высыпал его содержимое в сарданапалову чашку. В тот миг он едва ли представлял, что вообще делает, и, уж тем более, не желал напакостить академику. То есть, желать-то желал, но точно не собирался причинять ему вред.
Добравшись до нужного кабинета, Поклеп сунул главе Тибидохса записку от Ягге и поставил чашку на стол:
- Отвар проясняет сознание. Пейте маленькими глотками.
- Спасибо, - мягко улыбнулся Сарданапал, после чего попросил Поклепа отнести готовый отчет «гостю из Магщества», а сам нашел на заваленном всяким хламом столе чистый лист и, едва касаясь бумаги, записал какую-то мысль. Задумался. Взял в руки чашку и принялся разглядывать трещину.
Поклеп попятился к двери. Он неожиданно вспомнил, что несколько лет таскал в кармане единственного пиджака какую-то мерзкую черномагическую дрянь. И пару минут назад собственноручно подсыпал ее академику. А тот – несчастный рассеянный идиот! – еще не заметил ничего подозрительного.
- Акаде…
- Трещины. Интересно, откуда они берутся?
Тибидохский завуч по-военному развернулся на каблуках и направился к выходу. Покидая кабинет, он успел заметить мягкую полуулыбку и странный блеск небесно-голубых глаз своего непосредственного начальника. Мысль про трещины определенно казалась академику интересной. Он отложил перо и поднес чашку к губам.
Поклеп Поклепыч шагнул было вперед – решительно, резко – но, встретив недоуменный взгляд белого мага, как-то сжался и торопливо выскочил из кабинета. Хорошо, что на двери не было сфинкса - иначе мужчине бы не поздоровилось. Уже выбегая, Поклеп скорее почувствовал, чем увидел, что академик сделал глоток.

С трудом оторвавшись от теплых губ самой желанной для него женщины, тибидохский завуч опускает голову доцента Горгоновой себе на плечо и принимается с наслаждением перебирать ее длинные волосы. Целовать прядки и гладить медные завитки. Почувствовав его ласку, Медузия слабо вздрагивает, и Поклеп ловит себя на мысли, что не хочет знать, о чем она думает. Вместо этого он желает…
Разобравшись в своих желаниях, мужчина проводит рукой по хрупкой спине и опускает руку чуть ниже, чем позволяют приличия. Медузия поднимает на него глаза - самые прекрасные очи на свете, теплые, карие, с золотистыми искорками – и тихонько так произносит:
- Поклеп, ты знаешь, я едва ли смогу...
- Не важно.
Он в буквальном смысле затыкает ей рот поцелуем. Долгим и нежным. Потом изливает душу, шепча о своей любви и, поманив рукой, вновь заводит в темные коридоры.
- Незадолго до появления сфинкса академик взял с меня клятву, - негромко начинает Меди, стуча каблуками по каменным плитам. Завуч ощутимо напрягается. – Что, если с ним что-то случиться, я не должна – он так забавно это сказал – хоронить себя заживо. Сарданапал никогда не был силен в пророчествах, но...
Медузия позволяет себе короткую паузу. Даже не всхлип. Просто паузу. Поклеп использует этот момент для того, чтобы покровительственно приобнять ее за плечи.
- Тогда он заставил меня дать ему слово. Никаких клятв, обойти их несложно, «простое человеческое обещание». И я не собираюсь его нарушать.
Последняя фраза звучит куда жестче, чем остальные. В глазах доцента Горгоновой вспыхивает пламя, и тибидохский завуч шагает вперед, вновь приникая к ее губам. Вот только теперь он целует не нежно, а страстно – точно пытаясь погасить очаг боли, сжигающий ее изнутри последние несколько лет. И торопливо ставит блок, не желая, чтобы Горгонова прочла его мысли. Суровая преподавательница нежитеведения сильнее его в магическом плане и вполне в состоянии проломить эту защиту, но вряд ли станет опускаться до таких действий. Еще бы! Она ведь не знает, что...

Отдав отчет и телепортировав посланца из Магщества обратно к Кощееву, Поклеп с неудовольствием осознал, что ложиться в постель уже поздно, и самое время идти на завтрак. Отведать немного овсянки, заесть это булочкой, чаем... вспомнив о чае, завуч метнулся к кабинету Сарданапала, параллельно вознося путанные, и, признаться, довольно противоречивые мольбы всем известным богам. Толи какие-то из богов действительно ухитрились услышать его из потустороннего мира, толи судьба оказалась к нему благосклонна, но две-три просьбы из списка таки ухитрились осуществиться. Естественно, самые бестолковые: когда Поклеп вошел в кабинет, пожизненно-посмертный глава Тибидохса все так же сидел за столом и что-то писал.
- Академик!
Сарданапал поднял голову, и завуч с трудом сдержал крик – глаза академика были затянуты мутной взвесью. Микроскопические льдинки царапали его изнутри, вонзались, жалили и кололи, пытались подавить волю.
- Помоги, - голос главы Тибидохса был низким и ровным, но вовсе не это так напугало Поклепа Поклепыча. Где-то там, в глубине его глаз, под толстым слоем ледяной взвеси, плескалась мольба. Казалось, что Черноморов еще боролся, пытался совладать с парализующими чарами, но, несмотря ни на что, два маленьких кубика льда подчиняли его себе.
- Поклеп!..
Сарданапал был устал и измучен, но он до сих пор пытался сопротивляться... а завуч просто стоял и смотрел. Всего одна искра, одно заклинание - и страшная ледяная тюрьма разлетелась бы вдребезги. Поклепу нужно всего лишь немного помочь. Мужчина уже не помнил, что сам подбросил опасный черномагический артефакт, сейчас он совсем не желал академику зла. Еще бы, тот столько для него сделал! Тибидохс стал Поклепу Поклепычу домом, коллеги - семьей. Так что сейчас он вскинет кольцо и поможет. Разбить лед снаружи не так уж и трудно… гораздо сложнее сделать это изнутри. Всего одно заклинание, и Черноморов снова будет свободен. Подаст ему руку и скажет пару слов благодарности. И все кругом будут счастливы: Поклеп, академик, Медузия…
Медузия.
Меди.
Доцент Горгонова.
Поклеп опустил глаза и резко выдохнул. Сейчас он не сделает ничего. Позволит свершиться тому, чему следует – и пусть академику будет больно… еще больнее, конечно же, станет Медузии. Ничего! Возможно, потом они смогут быть вместе… и вот за это «возможно» наш тибидохский завуч пойдет на все.
Но Черноморов!.. Поклеп же стольким ему обязан. И это создание вовсе не заслужило таких мучений - мучений быть преданным.
Хотя… неужели? Ну, разве не из-за Сарданапала доцент Горгонова вспоминает о нем, о Поклепе, от силы пять минут в день?
Академик, кажется, попытался что-то сказать, возможно, снова позвать на помощь, но не сумел. Дрожа, Поклеп отвернулся к клетке с книгами и нашел в себе силы повернуться лишь минут через десять. Все это время он ждал ослепительной искры в спину - не верил, что сильнейший светлый маг будет вот так побежден - и облегченно выдохнул, увидев, что академик сидит совершенно неподвижно. С опаской взглянув в некогда ясные голубые очи, тибидохский завуч заметил, что крошечные кристаллики льда поднялись наверх и сковали глаза Черноморова хрустальной броней. Стороннему наблюдателю могло показаться, что они остались такими, как были - теплыми и спокойными, чуть отстраненными, но Поклеп ясно видел слабо блестящую сверху корочку льда. Под ней, в глубине, слабо мерцали слезы.
- Академик? Вы меня слышите?
- Да.
«Он примет любое наше предложение».
Поклеп торопливо огляделся и вздрогнул, заметив на столе кружку с недопитым отваром.
- Будьте добры, допейте свой чай.
Сарданапал чуть-чуть наклонил голову, соглашаясь, и протянул руку к чашке. Движения были четкими и уверенными, пальцы даже не вздрагивали. Тибидохский завуч был уверен, что как минимум половина отравленного настоя прольется на бороду, но академик выпил все до последней капли.
Поклеп обтер о пиджак вспотевшие руки.
- Как… вы… Как вы смотрите… на то, чтобы покончить с собой? – последние слова дались ему нелегко, но дальше все пошло как по маслу. Как будто Поклеп и вправду предавал всех знакомых магов по три раза на дню. - Оставить здесь перстень повелителя духов (я знаю, что вы прекрасно колдуете без него) и прыгнуть в колодец Посейдона?
- Хорошая мысль. Думаю, я... - в глазах академика на мгновение вспыхнул ужас, но даже страх смерти (а он, наверно, очень не хотел умирать) не смог пробить лед, - думаю, это... хорошая мысль.
Поклепа трясло.
-Тогда... почему бы вам не составить прощальное письмо? В вашем стиле, так, чтобы никто не заподозрил ничего… необычного? Прямо сейчас?
- Отличная идея. Пожалуй, я приступаю.
Сарданапал действительно сел и начал писать. Оставлять на бумаге четкие, уверенные штрихи. Поклеп подошел ближе и склонил голову набок. Постоял, не решаясь заглянуть ему через плечо (словно это могло быть еще хуже того, что он уже сделал), развернулся и вышел.

Поклеп поворачивается и галантно пятится, пропуская Медузию в свою комнату. Горгонова окидывает помещение беглым взглядом, остановившись на столике с фруктами и вином, и, почему-то, на шторах. Зеленых в цветочек. Поклеп горделиво выпячивает грудь. В его комнате, кстати, царит образцовый порядок… зато эта маленькая клетушка чуть ниже Жилого этажа специально переоборудована в любовное гнездышко.
-Ну что ж, приступим? - шепчет Поклеп, вновь приникая к любимой женщине с поцелуем. Та вздрагивает, замирая, потом на мгновенье отодвигается и прижимает тонкие пальцы к щеке. Совершив этот странный ритуал, она наконец позволяет себе ответить на поцелуй. Спокойно и отстраненно, безо всяких признаков страсти или, как минимум, нежности. Любимых так не целуют.
Но завуч во власти чувств, он даже не замечает этой холодности. Как, впрочем, и то, что, стягивая с него рубашку, доцент Горгонова даже не улыбается.

Поклеп выскочил из кабинета академика как ошпаренный и, тяжело дыша, прислонился к стене. По перстню кругами бегала алая искра, не желая ни гаснуть, ни отрываться. Наверно, от нервов. Подумать только, минуту назад он приговорил своего начальника к мучительной смерти. И все ради чего? Точнее, ради кого? Мысль о том, что рано или поздно сердце Медузии будет принадлежать ему, приятно грела, но стоило магу вспомнить широко распахнутые глаза академика и на секунду представить, что его ждет, как завуча пробирала нервная дрожь.
Тихо скрипнула дверь. Сарданапал выскользнул из своего кабинета и, не обращая на Поклепа никакого внимания, уверенно направился по коридору. Тибидохский завуч на подгибающихся ногах шел следом. Он хорошо представлял маршрут - немного попетлять в недрах каменной черепахи, спуститься в Зал Двух стихий и выйти через главный вход. Кратчайший путь, ближе только через окно.
Остановившись у обеденного стола, Поклеп устало потер глаза. В принципе, он еще мог успеть... хотя нет! Завучу следует отмести муки совести и думать только о Меди. О своей Меди!..
А вот, кстати, и она. Вошла с другой стороны, налила себе чай. Увидев ее, Сарданапал ощутимо вздрогнул и тяжело, с усилием перебирая ногами, дошел до рыжеволосой красавицы. Что-то негромко проговорил и коснулся ее щеки. После чего торопливо развернулся и направился дальше – выполнять ужасный приказ.
Медузия замерла в недоумении. Едва ли Сарданапал позволял себе проявлять чувства - вот так, на глазах у десятка сонных учеников.
Тут явно было что-то не так.
Тибидохский завуч поежился, точно от холода – в какой-то момент ему показалось, что Горгонова наплюет на приличия, бросится за дорогим существом… но нет, женщина колебалась.
Потом она так и не простила себе этого колебания.
Не дожидаясь, пока Медузия примет решение, Поклеп шагнул – почти подбежал – к ней и крикнул:
- Постойте!
- Что? - раздраженно дернулась Меди. Проводила взглядом удаляющегося академика и, видно, решила, что выяснит все позднее. В его кабинете. Вечером. Наедине. А пока можно уделить немного времени и Поклепу.
Завуч поманил Медузию в сторону и, с трудом поборов желание взять ее под руку, тихо сказал:
- В последнее время Сарданапал ведет себя странно.
Медузия насмешливо заглянула ему в глаза. Прищурилась:
- Да неужели?
- Не ду... - начала она, и, не договорив, резко провернулась на каблуках.
Там, за окном, полыхнули семь радуг Грааль Гардарики. Поклепу до сих пор не понятно, каким образом он ухитрился сделать это так быстро, но факт остается фактом - Сарданапал Черноморов покинул остров Буян.
А, чуть позднее, и этот мир.
Это было заметно.
Когда умер Древнир (надо сказать, очень тихо – задремал за чтением и не проснулся), холодный океан на три дня окрасился кровью, а от чудовищного выброса магии повылетали все стекла. Магпункт был переполнен – темные маги страдали от сильнейшей головной боли, а светлые… светлые просто были в депрессии.
Когда погиб Черноморов, не случилось никаких катаклизмов, да и всплеск освободившейся магии был еле слышен – большую часть затянуло в колодец. Его имя, конечно же, появилось в Книге Смерти – но это бывает со всеми. Можно сказать, не случилось ровным счетом ничего необычного.
Ну, почти… В день смерти Сарданапала в Тибидохсе шел дождь. Мелкий, противный и в каждой комнате.
Казалось, что каменная черепаха оплакивает его смерть.

Легкие, едва-едва ощутимые прикосновения пальцев. Ласки Медузии уверенные и неспешные, и это заводит Поклепа больше всего. Он ощущает некоторое стеснение в штанах и торопливо освобождается от больше ненужной детали гардероба. В маленькой комнатке довольно прохладно, но завуч сгорает от жара. Неожиданно обнаружив, что Меди еще одета, он просовывает руку под блузку, нащупывая застежки бюстгальтера. Второй рукой расстегивает пуговицы, и, освободив наконец ее тело от вороха ненужной ткани, приникает губами к груди. Ласкает и нежно прикусывает соски, одновременно стягивая с любимой оставшуюся одежду. Любуясь прекрасным обнаженным телом, спускается вниз, оставляя на коже любимой влажные следы поцелуев.
Медузия обнимает Поклепа, целует в висок и шепчет что-то нежное. Ластится к нему, словно кошка, однако дыханье ее остается ровным. Пожалуй, даже слишком. Горгонова словно отбывает повинность. Разгоряченный Поклеп замечает это не сразу; а, обнаружив некоторую холодность любимой, опрокидывает ее на кровать и, опустившись на корточки, с вожделением, с дрожью погружает в ее тело пальцы. Медузия вздрагивает и закусывает губу. Тибидохский завуч сделал ей больно.
Поклепу становится стыдно. «Сарданапал едва ли такое себе позволял», - думает он, но мысли об академике (особенно в такой миг) приводят его в бешенство, затуманивая и без того не особо ясное сознание. Освободив руку, Поклеп вытирает ее о живот доцента Горгоновой и, не давай ей передышки, заталкивает внутрь прекрасного тела возбужденное мужское достоинство. Медузия рефлекторно сжимает ноги, но, спохватившись, раздвигает обратно и даже обнимает любовника, прижимая его к себе. Тот нависает над ней и начинает двигаться – быстро, решительно, резко преодолевая сопротивление женской плоти в надежде добраться до самых потаенных уголков тела. Каждый толчок возносит его на вершину блаженства и заставляет Меди закусывать губы.
- Я люблю тебя, - шепчет мужчина, подхватывая ее под бедра. Горгонова продолжает молчать, но завучу и не нужно слышать ответ. Он наслаждается каждой минутой своего счастья, каждый движением, каждым вздохом любимой. И, достигая кульминации, самого приятного, безусловно, восхитительного момента, вздрагивает от удовольствия и шепчет ее имя. Тонкие губы Медузии беззвучно приоткрываются в ответ.
Тибидохского завуча словно окатывает ледяной водой. Ему не удается уловить, что именно она прошептала, но для «Поклепа» там слишком много букв. И на «Поклеп Поклепыча» тоже не тянет.
Мужчина выдыхает сквозь сжатые зубы, встает с кровати и подходит к окну. Дрожащими руками нашаривает кувшин, надеясь, что пара глотков холодной воды помогут ему успокоиться… и, вскрикнув, швыряет об стену. Тонкое стекло не выдерживает столкновения с каменной кладкой и разбивается вдребезги. Присевшая на кровати Медузия удивленно вскидывает голову.
- Н-не обращай внимания, дорогая, - бормочет Поклеп. – Не удержал в руке… уронил.
И, в самом деле, не объяснять же любимой, что там, в прозрачной воде, на долю секунды сверкнуло что-то голубоватое. Глаз?
Вздохнув, он подходит к кровати и молча, смущенно собирает свою одежду.
- Поклеп, извини, я совсем… - взволнованно начинает Медузия и растерянно замолкает, увидев алую вспышку.
- Проклятый… проклятый…- шипит Поклеп, протирая кольцо. Ему только что почудилось что-то желтое. Может быть, ус?
Доцент Горгонова поджимает губы и молча, никак не комментируя поведение любовника, надевает блузку. Она не уверена, что когда-нибудь снова захочет прийти.
Поклеп сидит на кровати и снова, снова шипит проклятия. Теперь он не знает, что ему делать. Казалось бы, вот оно, счастье – Медузия стала его. Отдала ему собственное, прекрасное тело. Вот только душа ее так и осталась у академика.
Поклеп сжимает кулаки, втыкая ногти в ладонь, опять и опять мечет в стену бордовые искры. Но это едва ли приблизит его к мечте.

Сарданапал Черноморов был мертв. Но он все еще стоял между ними…

@темы: фанфик, Медузия, Сарданапал, Поклеп, Таня Гроттер

---

Первый поцелуй, PG

Что, неужели я еще не выложила сюда этот фанфик?

Название: Первый поцелуй
Размер: мини (2261 слово)
Категория: гет
Жанр: романтика, психология
Персонажи, пейринг: Сарданапал, Медузия, мельком Древнир, Ягге, Феофил Гроттер
Рейтинг: PG
Статус: закончен.
Саммари: Первый поцелуй Сарданапала и Медузии. Каким же он был?
Предупреждения: ООС и немного шизы.


Медузия Горгонова, молодая – трехсот-с-чем-то-летняя – преподавательница нежетиведения, безгранично уважает Сарданапала. Она никогда не позволит нехорошо отозваться о нем – по крайней мере, в ее присутствии.
Вот только сейчас, спускаясь с преподавательского этажа, она логично приходит к выводу, что Черноморов изрядно напоминает осла. Нет, нет, конечно, не внешне – с виду он больше похож на упитанного кота - скорее, внутри. Вобьет себя что-нибудь в голову, упрется рогом и ни с места. В биологические тонкости вроде «откуда у ослов могут взяться рога» Горгонова решительно не вдается, предпочитая расходовать нервные клетки на обдумывание более важных вопросов – а именно, как отговорить непутевого учителя от уже принятого решения.
- Сарданапал, постойте, вам нужно остаться, еще раз все хорошенько обдумать, - в который раз произносит она, раздраженно стуча каблучками по узким ступенькам.
Она идет быстро и резко, словно бы режет лестницу четко отмеренными широкими шагами, но не особо спешащий Сарданапал каким-то неведомым образом неизменно оказывается впереди.
Медузия вдруг понимает, что так оно было всегда.
- Да что тут обдумывать, Меди, - легкомысленно отзывается Черноморов, как будто и не идет на встречу с довольно сомнительной личностью, располагающей, по ее (сомнительной личности) заверениям, какими-то уникальными сведениями насчет троих затерявшихся в неизвестности светлых магов.
Горгонова может поклясться, что это ловушка. Учитель... он тоже, конечно же, допускает вероятность засады, но все же планирует идти. И даже более того.
Сарданапал не планирует, он идет.
А Меди почти бежит за ним, уже не надеясь остановить.
Они проходят Зал Двух Стихий, минуют лестницу Атлантов и спускаются в подвалы. Там, какими-то двумя этажами выше Жутких ворот, горит голубоватым огнем магический круг.
А рядом неторопливо прохаживается Древнир - высокий, сутулый старик, с изборожденным морщинами лицом и длинной желтоватой бородой, которую он по непонятной причине не обматывает вокруг туловища, а перекидывает через плечо и свободно отпускает на пол. При ходьбе борода волочится за ним, оставляя на грязных полах глубокую, длинную борозду. Мусор из борозды каким-то таинственным образом исчезает, Древнировы волосы неизменно остаются чистыми, мягкими и пушистыми; а коридоры становятся чуточку чище. Меди находит, что это неплохо – уже года два Тибидохс отчаянно нуждается в генуборке, а многочисленные домовые не обращают на грязные полы никакого внимания.
Вместо того, чтобы бегать со швабрами, домовые делают стрелы.
Так или иначе, предания о маге, посмевшем наступить на древнирову бороду, передаются из уст в уста уже триста лет. С каждым последующим пересказом они становятся все страшнее, поэтому Меди не исключает, что, может, на самом деле Древнир лишь гневно насупил брови.
- Готов ли ты, ученик? – возвещает основатель Тибидохса. Медузия точно знает, что строгость его напускная, и что у бывшего стража света нет никого ближе Сарданапала, вот только традицию стоит беречь.
- Не уверен, - виновато улыбается Черноморов. Его мирно лежащая борода на груди борода совершает некое волнообразное движение, словно бы подтверждая слова хозяина.
Потом ученик Древнира негромко щелкает пальцами, вызывая хорошо знакомую Меди саблю - изящно изогнутую, идеально отбалансированную, с легким намеком на украшение - крошечным зеленым опалом в рукояти - и небольшими, едва различимыми щербинками на лезвии. Остро отточенная полоска стали выглядит довольно ухоженной – но от нее веет древностью.
От Черноморова, кстати, ею не веет. Как кажется Меди, ее учитель навеки застрял в предпенсионном возрасте - но это только физически. Морально он где-то еще в подростковом.
- Вы еще можете передумать, - негромко произносит Медузия, шагая к самому кругу. На ответ она уже не надеется, хотя и получает его - от Древнира.
- Не думаю.
Горгонова опускает голову, легонько прикусывает губы. Она хорошо понимает, что выглядит глупо. Вершина идиотизма! Как будто они и сами не разберутся? Но нет, у дочери Зевса плохое предчувствие. Ей почему-то кажется, что, стоит Сарданапалу ступить в этот круг – нет, нет, он вроде как не умрет – но что-то, тесно с ним связанное, изменится и уже никогда не будет таким, как раньше. Женщина не сильна в предсказании будущего и не всегда может сообразить, о чем конкретно предупреждает ее интуиция, но предпочитает ее слушаться (но, разумеется, не всегда, а только тогда, когда предчувствие не противоречит голосу разума, что, конечно, не всегда идет ей на пользу). Но донести это до двух могущественных магов…
Так что сейчас Медузия гордо вскидывает голову и четко, размеренно произносит:
- Ну что ж, тогда поцелуйте меня на прощание.
И тут происходит то, что – ужасно редко – но все же случается с собранной, точной преподавательницей. Слова срываются с ее губ раньше, чем смысл доходит до мозга; и через секунду женщина понимает, что сказала – точнее, ляпнула – полную чушь. Вот только назад уже ничего не вернуть.
Древнир молча улыбается в бороду.
Сарданапал... опускает вниз саблю и быстро шагает вперед – к голубоватому кругу, к Медузии. Легонько проводит свободной рукой по ее волосам. Медно-рыжие пряди мгновенно превращаются в змей, но это его не смущает. Склонив ее голову к себе, он заставляет саблю исчезнуть и левой рукой едва-едва дотрагивается до шеи. Небрежно проводит рукой по ее губам, стирая тонкий слой полупрозрачной помады, и, наконец, целует. Никакой нежности, никакой страсти, простое, легкое и быстрое касание губ, но, замершая словно статуя, Медузия понимает, что краснеет.
Все происходит так быстро, что она даже не успевает закрыть глаза - а он, похоже, не делает это намеренно. И там, на какое-то краткий миг, разгораются искры веселья. Абсолютно неуместные и даже безумные; кажется, ученик Древнира искренне наслаждается ситуацией, все это кажется ему невероятно забавным; но в следующий миг Сарданапал уже отрывается от ее губ. Отпускает голову, скользит пальцами по щеке.
- Надеюсь, вот так достаточно? Я пошел?
И вот он снова такой, как и был. Смущенный, встревоженный и заботливый. Меди торопливо кивает, и Черноморов, в последний раз улыбнувшись, шагает в сияющий круг. Яркая вспышка - и его уже нет.
- Будь уверена, он вернется, - произносит Древнир. Вроде бы он повернулся к Медузии, и глаза на нее поднял, но все равно смотрит куда-то не то вдаль, не то вскользь. И Меди меньше всего хочет знать, что он там видит.
Впрочем, минуту назад ей казалось, что основатель Тибидохса-таки разглядывал своего ученика – внимательно, с беспокойством и, кажется, укоризненно. Правда, тогда ей было не до анализа.
- Хорошо.
Медузия резко опускает голову, и, четко стуча каблучками, уходит. Ее движения до сих пор выглядят плавными и отточенными, но в мыслях уже нет той хваленой ясности. Еще бы, ведь то единственное существо, в чьих поступках она, казалось, может быть абсолютно уверена, совершает нечто… абсолютно не вписывающееся в его образ. Тот Сарданапал, которого она знала раньше, никогда бы не сделал ничего подобного. А, может… «того Сарданапала» и вовсе не было?
Черноморов всегда, всегда казался Медузии очень милым, заботливым... даже слишком. Ей-богу, ей никогда не приходилось видеть настолько доброго существа. Сначала это немного смущало – возможно, из-за того, что раньше ей доводилось общаться лишь с теми, кто... не сказать, чтобы не имел морали вообще. О нет! Это была особенная мораль, мораль самодурства, эгоистичности и «права сильного». И тут ей неожиданно встретился любимый ученик Древнира с целым набором диаметрально противоположных ценностей. «Уважать друзей и врагов», «защищать тех, кто слабее тебя», «предоставлять своим соратникам право выбора, а не просто ставить их перед фактом» - все это сначала казалось ей не только ненужным и бесполезным, но даже… опасным. Но вскоре она привыкла, и, более того…
Осознание сваливается на нее неожиданно, как говорят в этой странной стране, «как снег на голову». Сама Медузия при этом сворачивает в коридор, и, не вписавшись в поворот, утыкается носом в стену.
Черноморов притворяется добрым осознанно.
Вот именно что притворяется.
Медузии доводилось видеть людей и магов, добрых интуитивно. Сарданапал же совершенно иной. Он четко продумывает и взвешивает свой каждый благородный поступок, каждый кивок и каждую улыбку. Древнир, Ягге и Тарарах, как казалось Меди, не могут быть бесчеловечно-жестокими потому, что просто... просто не могут.
Но Черноморов может. И еще как, просто не делает это сознательно. Ни при каких условиях. Никогда.
Весь последующий день Меди теряется в догадках, зачем ему это нужно, и, как результат, никак не может сосредоточиться на своих повседневных обязанностях. Снова и снова вспоминает веселое, румяное лицо, обдумывает каждое слово, каждый жест этого удивительного существа, и, наконец, лежа в постели без сна, ухитряется вспомнить - точнее, выудить из подсознания - еще кое-что.
Его ослепительные голубые глаза. Что-то с ними не так. Вот только Медузия никак не может понять, что именно.
«Интуитивная магия - это замечательно, Меди. Большинство сильных магов - интуиты. Вот только она... как бы сказать... не для каждодневного применения. Ты же не сворачиваешь горы,- поправляет очки и щурится, - каждый день, до обеда?».
«Эта игра называется «шахматы». Вот так... вот сюда... не так уж сложно, да, Меди? Но это смотря с кем играть. У вас в Элладе она достаточно распространена. Не веришь? Ну, брось. Возможно, не в твоем круге. Хотя, стоит признать, греки уделяют физической составляющей совершенно непозволительное количество сил и времени. Интеллектуальная составляющая страдает. Магия, кстати, тоже...»
Медузия, естественно, принимается спорить (хотя в глубине души не может не согласиться). Учителя это забавляет. Его усы затевают шутливый бой, борода тоже ввязывается в схватку...
А вот еще одно воспоминание.
Меди обедает в Зале Двух Стихий вместе с другими учениками и, отправляя в рот очередную порцию манной каши, бросает взгляд на преподавательский стол. По центру, конечно, сидит Древнир. Сморщенное, изборожденное морщинами лицо, длинная, желтоватая борода, усы. Спокойный, отсутствующий взгляд в никуда. Правее - Феофил Гроттер. Ворчливый, зловредный и беспокойный дедок. Всегда, сколько Медузия себя помнит, он почему-то кажется усталым - не то из-за постоянных ночных экспериментов, не то еще из-за чего. Еще в глубине его глаз почему-то прячется грусть. Грусть - это свойство бессмертных. Наверно, жить на свете много-много веков, постепенно теряя любимых, просто невыносимо, но Меди еще не успела это прочувствовать. Она переводит взгляд на Сарданапала и с удивлением понимает, что в его глазах нет ни следа этой грусти. Как будто бы он не бессмертный маг, проживший на этом свете несколько тысяч лет, а обычный, не слишком-то загоняющийся по поводу своего долголетия, лопухоид...
Медузия распахивает глаза, усилием воли вырывая себя из дремы, и, дрожа, садится в постели.
Его голубые глаза искрятся весельем - совершенно ненужным, неуместным весельем - и кажется, что Черноморов искренне наслаждается ситуацией.
…легкие, едва ощутимые прикосновения губ....
«Это куда интересней, чем кажется»
И вот, поздно ночью, Медузия наконец понимает, что вся эта жизнь для ее учителя - не более чем игра. Игра в ученого, в «война добра и света», игра, в конце концов, в белого мага. Что он - эгоистичный ребенок - никогда не воспринимал и не будет воспринимать серьезно их большую, великую и трагическую войну. Что ему наплевать на идеи. Чихать на павших врагов и друзей. Ему безразлично, кого он спасает и кого убивает, ведь главное - это игра.
«Ферзь ходит как хочет. Не важно, вперед, назад, в диагональ или вбок. Но это не страшно. Самое страшное - конь. Он может пробить восемь клеток. Его ходы очень трудно просчитывать».
И именно поэтому Черноморов, пожалуй, единственный, кому Древнир доверяет безоговорочно. Потому, что Сарданапал никогда не предаст. Но дело не в том, что он «не способен на предательство». О нет. Способен, и еще как. Вот только предать - это значит «выпасть из образа». Нарушить свои же правила.
«Нет, Меди, я не мухлюю. Так будет не интересно».
Вот только зачем Черноморов шагнул в этот круг? Возможно, нашелся хоть кто-то, кто стал для него важнее игры?
Вздохнув, Медузия понимает, что нет. Один раз начав играть в благородство, Сарданапал желает доиграть до конца. И ведь расстаться с жизнью, сложить свою бессмертную головушку для него, наверно, еще желанней и интересней.
Но ведь для Меди жизнь – не игра. Она волнуется, беспокоится, ждет - и, прекрасно осознавая, что уже никогда не сможет относиться к учителю так, как прежде, совершенно не замечает, что Черноморов практически полностью занимает ее мысли. И, что, отчаянно пытаясь сообразить, как же вести себя, когда он появится, Горгонова боится даже думать о том, что Сарданапал может вообще не вернуться.
Он все-таки возвращается – через неделю, усталый и раненый. Медузия узнает об этом совершенно случайно, столкнувшись с Древниром и Гроттером в коридоре.
- ..сказать, что с Сарданапалом все обошлось, но, по крайней мере, наши подозрения подтвердились, - быстро говорит основатель Тибидохса, осторожно переступая через свою бороду.
- Старый перечник жив, и это уже неплохо, - усмехается Феофил. И то, что он сам куда больше похож на перечника, никоим образом его не волнует.
Не дожидаясь продолжения разговора, Медузия бросается в магпункт. Сарданапал действительно находится там – стоит, прислонившись к стене, и зажимает длинную царапину поперек горла. Его некогда оранжевая мантия – та самая, которую он так редко носит в Тибидохсе и часто надевает «на выход» - почти полностью пропиталась чужой, густой и темной, кровью. Его собственная, какая-то более светлая, кровь, медленно просачивается сквозь пальцы, и, в свою очередь попадает на бороду и усы. Периодически она капает на пол, и тогда Ягге, что-то колдующая в углу, недобрым словом поминает какого-то неизвестного мага. При виде Медузии богиня отрывается от своих снадобий и недовольно прикрикивает, что не потерпит посторонних, Сарданапал же чуть-чуть поворачивает голову и приветливо улыбается.
Меди нетерпеливо кивает. Ей ничего не стоит притвориться, что ничего не произошло. Что он так и не поцеловал ее, или, что во время поцелуя она прикрыла глаза и не успела заметить ничего подозрительного. А так ведь действительно будет лучше. Ну, или, хотя бы, проще.
Но нет, Горгонова не ищет легких путей.
- Похоже, вам очень нравится это делать, - медленно произносит она. – Играете в жизнь, словно в шахматы. Играете всеми – друзьями, врагами… и мной. Это не хорошо.
Сарданапал не шевелится, даже не вздрагивает, но его голубые глаза словно бы вспыхивают изнутри. Снова то самое неукротимое веселье, пугающая жажда жизни, игры - и, на этот раз, что-то еще.
- По-моему, Меди, ты говоришь какую-то чушь, - с трудом произносит учитель.
«Ну что, догадалась? А теперь докажи!»
Алая кровь вырывается из раны на его горле, течет по пальцам и капает в рукав.
- Кыш! Кыш! Ходят тут! – кричит Ягге, размахивая дымящейся пробиркой, и Меди решает, что лучше уйти.
Сарданапал провожает Медузию взглядом.
«Ну что, поиграем?»
В его голубых глазах - легкий вызов.
…а еще - впервые за много лет - интерес…

@темы: ТГ, фанфикшен, Медузия, Сарданапал

---

Звездные карты, G

Я уже выкладывала этот фанфик в сообществе "Ранавир". Но это было давно. Теперь же, надеюсь, его приятней читать - руки наконец-то дошли до исправления стилистических и пунктуационных ошибок. Ну, и до текста - но только чуть-чуть.

Название: Звездные карты
Автор: Шаманим?
Бета: нет
Размер: мини (1569 слов)
Категория: джен
Жанр: экшн
Персонажи: Кау-Рук, Ильсор, Баан-Ну, Мон-Со, Лон-Гор, арзаки
Рейтинг: G
Статус: закончен
Дисклеймер: Все права на использованных персонажей принадлежат А. Волкова
Саммари: звездолет "Диавона" подлетает к Беллиоре, спящих уже начали выводить из анабиоза... но проблемы на этом не заканчиваются, а только начинаются.
Предупреждения: ООС



Обычно Баан-Ну вставал поздно, но сегодня он подскочил в шесть утра, облачился в мундир (не совсем правильно, зато быстро), добежал до каюты арзаков, растолкал мирно спящего Ильсора, совершил с его помощью утренний туалет и, даже не позавтракав, уселся писать «Завоевание Беллиоры». Самый верный слуга в творческом деле только мешал, и генерал отправил его назад, досыпать. Ну, как, отправил: махнул в его сторону свободной рукой и велел не показываться часов этак до десяти.
Поминая генеральскую музу недобрым словом, Ильсор направился было в каюту, прошел закрытый обеденный зал, миновал медицинский отсек… и нос-к-носу столкнул-ся с другим арзаком.
- Альмери?
Тот резко затормозил и, смущенно поковыряв ногой пол, поздоровался с неформаль-ным лидером.
- Что ты здесь делаешь?
Альмери – арзак с невысоким уровнем доступа, и гулять по ночам ему не положено.
- Дык… ну… несу господину штурману карты.
- И где же они?
Худая, чуть вытянутая физиономия Альмери немного порозовела.
- Э-э… я… пока не нашел. Господин чего-то там говорил… но… не… я не совсем по-нял…
Ильсор чуть слышно вздохнул. Никто не знает, где когда собеседник ухитрился зара-ботать легкое сотрясение мозга, но факт остается фактом – после 17 лет криосна оно пе-реросло в нечто большее. Так что общаться с Альмери… не слишком приятно.
- Он приказал?..
- Нет! Просто сказал, - арзак наконец-то поднял глаза и робко улыбнулся.
- Менвит не воспользовался гипнозом… как странно…- какое-то мгновение Ильсор колебался, потом тихо сказал, - я сам отнесу эти карты. А ты, дружище, иди-ка поспи.
- Ой!.. здорово… а… вы… знаете, где?...
- Я знаю. Иди.
Арзак кивнул и поспешно свернул в боковой коридор - к жилому отсеку.
Ильсор ускорил шаг - в отличие от Альмери, он знал, где находятся карты… и хоро-шо представлял, что может случиться, если не принести их вовремя. Однако при этом ему было точно известно, что основной комплект лежит в рубке, значит, Кау-Руку зачем-то понадобился запасной.
Ильсор закономерно насторожился. Арзак плохо знал звездного штурмана (до всеоб-щего усыпления им довелось увидеться всего пару раз), но по рассказам Баан-Ну выхо-дило, что это не самый приятный тип.
Сам Ильсор сомневался, есть ли среди менвитов приятные типы.
Через пятнадцать минут он подошел к рубке и мягко толкнул тяжелую дверь:
- Позвольте?
Звездный штурман даже не шелохнулся. Он сидел в своем кресле и что-то чертил, то и дело поглядывая на панель управления.
- Вот карты, как вы и просили,- Ильсор на всякий случай склонился в поклоне. На-прасно - Кау-рук даже не взглянул на него, молча протянул руку за картой и вновь ут-кнулся в приборы. Набрал на панели комбинацию из трех кнопок, повернул рычажок. На экране отразилась карта Солнечной системы, поверх нее протянулась тонкая линия. Но-вая комбинация клавиш – и рядом с первой линией замерцала вторая.
Штурман схватил запасную звездную карту, нашел нужное место и тщательно заме-рил расстояние. Ухватил металлический рычажок, повел его вниз – осторожно, чуть-чуть касаясь фалангами пальцев. Мерцающая линия чуть изогнулась и сдвинулась.
Ильсор нервно подался вперед и с секунду вглядывался в экран. Потом до него дош-ло - штурман прокладывал новый курс. Вот только зачем? Чем ему прежний-то не по-нравился?
«Самый преданный раб» еле слышно вздохнул – едва ли менвит захочет что-то ему объяснять - и штурман повернулся к нему вместе с креслом.
- Вы, наверно, хотите узнать, почему мы отклонились от курса, - насмешливо произ-нес Кау-Рук. - Дело в том, что программа полета, которую так заботливо рассчитали в Институте Небесных Технологий, имеет кое-какие неточности, - штурман вновь повер-нулся к панели и дернул за какой-то рычаг. «Диавона» отозвалась утробным гудением.
- Какие?..
Ильсор торопливо поклонился, на Кау-Рук этого не заметил.
-Спутник Беллиоры... Беллинайда... эти узколобые идиоты в обсерватории не учли, что она тоже вертится. Точнее, неправильно рассчитали период вращения.
- Но это же... - осторожно начал Ильсор.
- Оно самое,- усмехнувшись, кивнул Кау-Рук. – Взгляните.
Он набрал на панели определенную комбинацию, и рубка осветилась призрачным све-том. Внешняя стена корабля стала прозрачной, и арзак увидел, что они медленно, но не-отвратимо приближаются к мертвой планете.
- Что думаете?..
- Придется садиться, - невозмутимо отреагировал Ильсор. Он вновь ощутил себя глав-ным техником.
- Уверены?.. - усмехнулся Кау-Рук. Он набрал новую комбинацию кнопок и стена по-серела, а из пульта выдвинулся штурвал.
Ильсор завел руки за спину и улыбнулся самым краешком губ. Ему хотелось заорать и забиться в истерике - ненормальный менвит перевел «Диавону» на ручное управление, и стоит ему допустить ошибку, как звездолет размажется по маленькой желтой планете.
Сильные пальцы Кау-Рука легли на штурвал.
- Нет! Дайте я... - выдохнул предводитель арзаков.
Сейчас он не думал о том, что не должен, просто не имеет права вмешиваться. Белли-найда… звездолет, опасность... Ильсор был голов огреть менвита по голове и вцепиться в штурвал самому.
Но Кау-Рук лишь расхохотался.
Не отпуская штурвала, он повернулся к Ильсору:
- Я знаю, вы гениальный техник. Лучший из лучших, - в его продолговатых глазах за-плясали теплые искорки смеха. - И вы, наверно, смогли бы вести звездолет….- не дого-ворив, он отвернулся, набрал новую комбинацию кнопок.- Садитесь и ассистируйте.
Ильсор бросил взгляд на экран, метнулся в кресло второго пилота и пристегнулся ремнями. «Диавона» взревела и завалилась на правый бок. Карты и мелкие канцелярские принадлежности, которых, в принципе, не должно быть на рабочем месте звездного штурмана, посыпались на пол. Менвиты с арзаками, наверно, посыпались точно также. Вообще-то Кау-Рук имел возможность предупредить экипаж, но не стал.
- По моей команде вы включите три тормозных двигателя по левому борту! И тут же выключите! - крикнул штурман, не отрываясь от панели.
Еще миг - звездолет мелко задрожал и ощутимо качнулся. Ильсор задрожал вместе с ним - чтобы менять курс на такой скорости, нужно быть либо гением, либо чокнутым. А тут, похоже, второй вариант.
- Готовы? Включайте!
Ильсор протянул руку к приборам и мягко нажал три большие зеленые кнопки. «Диа-вона» ощутимо дернулась, развернулась, несколько побледневший штурман схватился за какой-то рычаг…
- Теперь выключайте!
Арзак послушался. Через пару томительно-долгих секунд двигатели затихли до при-вычного уровня, звездолет плавно выровнялся, и пол с потолком вновь оказались на при-вычных местах. Ильсор отцепил ремни безопасности и вылез из кресла. Его шатало.
Кау-Рук убрал штурвал и коснулся чувствительных приборов, регулируя мощность тормозных двигателей. Он протянул руку к панели, ней замерцала интерактивная карта. Ильсор тихо выдохнул - Беллинайда осталась правее, звездолет приближался к Беллио-ре, огибая ее по касательной.
Тут в коридоре послышался топот, дверь распахнулась, и в рубку стремительно во-рвались Баан-Ну, Мон-Со и Лон-Гор.
- Кау-Рук, что это было? – прохрипел? пропыхтел? генерал. Ильсор машинально от-метил, что его красивый мундир заляпан космическими консервами, а на лбу набухает шишка.
- Ничего особенного, мой генерал,- отозвался штурман, вытирая пот чуть вздраги-вающей рукой (похоже, и его пробрало), - будем называть это профилактическими ма-неврами.
- Маневрами?! - прорычал Баан-Ну, важно выступая вперед. Мон-Со в точности по-вторил его движение, а Лон-Гор, напротив, присел на корточки и принялся собирать скрепки. - Профилактическими?!
- Именно так,- ответил Кау-Рук. - Мне пришлось срочно поменять курс, времени из-вестить экипаж просто не оставалось. Простите, что невольно испортил костюм, но Ус-тав предусматривает…
Баан-Ну побагровел и открыл рот для гневной отповеди. Ильсор мягко скользнул в сторону, сделал два шага назад и прижался к стене. Он предчувствовал надвигающуюся грозу и не желал попасть под горячую руку, но при этом совершенно не понимал, что же могло не понравиться генералу. Ну, разве что… звездному штурману действительно по-лагалось предупредить экипаж, и он вполне мог успеть это сделать. А мог и не успеть. Получить официальное разрешение генерала, но потратить драгоценное время на «обще-ние» с Баан-Ну, на бесполезные и ненужные пререкания, и… и врезаться в Беллинайду. Логично? Логично. Но эта Кау-Рукова самостоятельность однозначно выводила Баан-ну из себя.
Впрочем, к штурману нельзя было придраться - Устав корабля предусматривал воз-можность несущественного отклонения от правил в случаях острой необходимости.
И генерал это понимал. Он пробурчал что-то не особо приятное и вышел из рубки. Мон-Со и Лон-Гор последовали за ним.
Ильсор выскользнул последним. Как раз вовремя - Баан-Ну уже начал нервничать.
- А, вот ты где! Мне нужен новый костюм. А этот - в стирку!
Вождь арзаков склонился в поклоне, на лице генерала расплылась довольная улыбка.
- Посмотри на меня.
Ильсор поднял голову, хорошо зная, что будет дальше. И точно. Голова закружилась, глазные яблоки будто проткнули холодной иглой, в ушах застучала кровь, и сквозь этот шум пробился ледяной, какой-то безжизненный голос:
«Повинуйся мне, раб. Не суйся к рубке без особой нужды. Держись подальше от это-го Кау-Рука».
- Тоже мне, самый умный, - вслух пробурчал Баан-Ну. - Заразишься еще от него…
Ильсор торопливо закивал и низко поклонился.
- Вот так-то лучше. А теперь идем. Почистишь мне зубы и достанешь новый костюм, - Баан-Ну сопроводил слова новой порцией гипноза и направился в свою каюту. Ильсор вновь поклонился и поспешил за ним, тщательно скрывая усмешку.
Генерал и понятия не имел, что гипноз на него не действует…

Весь день Ильсор суетился вокруг Баан-Ну, и вернулся в отсек для прислуги (отдель-ной каюты слуге генерала не полагалось) только к отбою.
- У вас хорошее настроение, вождь, - отметил один из арзаков.
Ильсор опустился на мягкий пол и наконец-то позволил себе улыбнуться.
- Хорошее. Но не спрашивай, почему, сам не знаю.
Он и вправду не знал. Весь день «самый верный слуга» прислуживал (точнее, обслу-живал) Баан-Ну, ремонтировал барахливший тормозной двигатель, помогал разморажи-вать спящих менвитов… и почему-то чувствовал себя абсолютно свободным.
- А… о чем вы там говорили…. со штурманом? – поинтересовался Альмери. – Я… за-блудился, вернулся к рубке… и… слышал…
- О чем могут говорить менвит и арзак? - горько бросили из угла. - Наверно, приказы-вал что-нибудь, вот и все…
Арзаки притихли, вспоминая о своей нелегкой судьбе, а после каждый заговорил о своем.
Ильсор же вытянулся на полу и закрыл глаза. Кажется, он догадался. По каким-то не-ясным причинам этот чокнутый Кау-Рук обратился к нему ни как рабовладелец к рабу, а как штурман к главному технику. Он разговаривал с ним на равных.
Хорошо, что Баан-Ну это не слышал…

@темы: Волков, Ильсор, Баан-Ну, Кау-Рук, фанфикшен

---

Чудовище

Название: Чудовище
Автор: Шамани
Размер: наверно, уже миди (= 8206 слов)
Категория: гет
Жанр: драма, ангст
Персонажи, пейринг: Сарданапал, Медузия, Персей
Рейтинг: RG
Статус: закончен.

Саммари:
Хотите узнать, с какой истории писались древнегреческие мифы? Для чего Персею потребовалась голова Медузии? Откуда взялся Сарданапал? Читайте и... но я, конечно, ничего не обещаю...

Предупреждения: ООС
От автора:
Фанфик выходит в 2 частях примерно по 3,5 - 4,5 тыс. слов каждая.

Чудовище.

Часть 1 – «Предательство окупается».

«Теперь он может парить, как птица, но путь его лежит туда,
где находится мрачная страна мертвых. Ему даны крылья долга.
Его ждет встреча со страшными чудовищами.
С ними еще никто не сражался. И никто не рассказывал,
как они выглядят, ибо каждый, кто встречался
с горгонами взглядом, превращался в камень…»

У этой Горгониды было множество недостатков: чудовищная внешность, не менее чудовищное упрямство, катастрофически малая чаша терпения, скрытность и замкнутость, а также не свойственная нормальным людям способность обращать все живое в камень (в личном списке Персея она шла отдельным пунктом, сразу после абсолютно неженственного характера). Но все же герой признавал, что одного у Медузии не отнять – что-что, а место для жилья она подобрала идеально.
Возжелай Персей отгородиться от всего мира, он не нашел бы укрытия лучше, чем эта крошечная тихая бухточка. Впрочем, вполне возможно, что он и бухты бы не нашел. Это маленькое углубление, казалось, хранили и Посейдон, и Деметра: со стороны моря его прикрывали высокие скалы, вдоль берега же тянулись густые, местами заболоченные заросли; мало кто знал, что за ними скрывалась душистая миртовая (а, может, лавровая) роща, чудесный пляж с золотистым песком и небольшая сухая пещерка. Ну и, конечно, Медузия.
Страшные острые скалы защищали укромную бухту и от извечных капризов непостоянного моря. Как правило, волны, устав от забот где-то там, на бескрайних просторах, несли сюда лишь зеленую муть. Они льнули к берегу и чесались о пляж, но выросший среди рыбаков Персей знал, что вне бухты те самые волны могли крушить корабли.
Впрочем, порою сюда приходили и настоящие бури. Огромные валы взметали песок, безжалостный ветер терзал кусты и деревья, свинцовые тучи обрушивали на землю потоки дождя, и – не иначе по поручению Зевса – метали в нее молнии. Мелкая живность искала спасения в зарослях, а Персей и Медузия уходили в пещеру, где могли не бояться капризов погоды.
Это ниспосланное богами убежище располагалась в трех плетрах / здесь плетр – мера длины в Древней Греции, 1 плетр равен 31 метру / от пляжа, в истесанной временем покатой горе. Вход защищал неровный, замшелый и крайне неустойчивый на вид «козырек». Персей понимал, что бояться какой-то горы недостойно героя, и успокаивал себя тем, что эта массивная, покрытая трещинами глыба, должно быть, висит тут уже пару веков и с легкостью продержится еще столько же. Все же сын Зевса /Всем известно, что Медузия у нас Зевсовна. Согласно мифам, Персей тоже сын Зевса. Но, во-первых, матери у них разные. Во-вторых, в Греции такие отношения считались нормальными. Тот же Зевс, например, состоял в браке со своей сестрой Герой. / предпочитал не задерживаться на этом опасном участке; Медузия же, напротив, могла сидеть здесь часами и искренне веселилась, когда Персей уводил ее в рощу, ярко описывая, что случится, когда «козырек» упадет ей на голову. Подобная перспектива нисколько ее не пугала; и вовсе не потому, что девушка не верила в вероятность такого исхода.
В пещере Медузия зажигала свечи – не больше двух или трех, ведь в полумраке она видела словно кошка – выбирала какую-то толстую книгу, устраивалась на набитом сухой травой тюфяке и принималась за чтение.
Присоединяться к ней Персей не спешил. Героя, конечно, учили читать, но он так и не смог полюбить это занятие, и, вообще, плохо понимал, что же она находит во всех этих пропыленных фолиантах. И ладно бы девушка ограничивалась книгами о проклятиях – можно было подумать, что Горгонида все еще пытается справиться со своим собственным. Но нет, в ее импровизированной библиотеке царила литература о всяких чудовищных тварях – хмырях, гидрах и гарпиях, единорогах, драконах и василисках. Медузия изучала все это с каким-то болезненным упоением. Освежив в памяти что-то особенно, с ее точки зрения, интересное, проклятая мгновенно приходила в благодушное настроение (резко контрастирующее с ее обычным мизантропическим скептицизмом) и, даже, бывало, пыталась поделиться всем этим с Персеем. Герою ужасно не нравилось слушать ее вдохновленный рассказ, к примеру, о тех же русалках - он даже не пробовал симулировать интерес и, естественно, только радовался, когда она замолкала на середине предложения и в который раз принималась расспрашивать его, например, о родителях. Ну, или вновь начинала читать, но уже про себя.
Больше всего герой не любил, когда девушка, наверное, в десятый раз принималась за «Энциклопедию живого и мертвого». Эта огромная, толстая книга содержала в себе несчисленное количество занудного текста и множество мерзких картинок – специально, как казалось герою предназначенных для того, чтобы вызвать у него желудочный спазм. Большая часть ужасных и в естественном виде уродцев находилась в разной степени расчленения; периодически они корчились в судорогах, перебегали на другие страницы и дрались по принципу «каждый сам за себя» (на более сложное «стенка на стенку» их интеллекта уже не хватало). Медузия разглядывала их с неистребимым энтузиазмом и даже пыталась перерисовывать – причем не без успеха. Нарисованная девушкой нежить, конечно, не шевелилась, но даже в статичном виде ухитрялась выглядеть еще гаже, еще отвратительней (хотя, казалось, куда уж!).
Сама эта книга, кстати, вела себя совершенно неприлично – переползала с места на место, толкала и даже кусала (!) своих, в большинстве своем, не оживающих собратьев. «Энциклопедия» нежно любила свою проклятую хозяйку; к Персею она, напротив, относилась посредственно – злобно стучала на него корешком и гневно шелестела страницами. Герой, в свою очередь, не пылал к книге нежностью, но не считал нужным опускаться до ее уровня. И стоило Медузии открыть ее, например, на хмырях, как сын Зевса стискивал зубы, отходил в угол и начинал сосредоточенно точить меч.
Никаких кровожадных планов на счет фолианта он, конечно, не строил. Просто Персей почти не расставался с оружием, мотивируя это тем, что по ее, горгонову, душу в любой момент могут прийти другие герои. Ну и что, что за все эти годы такого не случалось ни разу – а вдруг они заглянут «на огонек» как раз в тот момент, когда он, поддавшись на уговоры глупой женщины, оставит меч со щитом в своем деревянном домике?
Вероятность такого исхода была крайне мала, но Медузию, видно, вполне устраивало и это надуманное объяснение. Проклятая, вероятно, считала все это не более чем безобидным капризом и относилась к нему прямо-таки с материнским терпением; Персей, впрочем, тоже старался терпеть все ее закидоны: и странную любовь к чтению, и болезненное стремление к порядку, которое выражалось в том, что Горгона убиралась по два часа в день, и привычку сервировать перед ужином воистину королевский стол (все эти ложечки, вилочки и салфеточки – ну и что, что они едят одну рыбу?). На самом деле герою не нравился ни один из вышеперечисленных пунктов - он был уверен, что если кому-то нечем заняться, то лучше позаботиться об оружии, а не убивать время на какую-то ерунду. Правда, оружия у Медузии не имелось.
Герой находил, что это неплохо. «Девушка не должна бряцать мечом», - порой думал он.
Правда, обращать взглядом в камень девушке тоже не следовало. Девушке следовало восхищенно внимать каждому слову своего героя, что Персей и получал в полном объеме. Порой в его голову забредали мысли о том, что из Медузии выйдет отличная жена – такая гордая, своенравная, но, в то же время, любящая и покорная. Ах, если б она была еще и красивой, герой без раздумий отвел бы ее в храм Афродиты.
Вот только Горгона была настоящим чудовищем, а ждать десять лет, несмотря на все свои заверения, сын Зевса не собирался.

По счастью, сегодня был чудный погожий денек, и им не было нужды убивать время в пещере. Подкрепив силы свежими фруктами, растущими в роще неподалеку, Персей решил заняться делом – проверить расставленные прошлым вечером сети. Небрежно сдвинув тунику на бедра, герой зашнуровал на ногах крылатые сандалии и, оставив свей верный меч на попечение проклятой, полетел к обрыву. Улов оказался совсем небольшим, что, впрочем, было неудивительно – вчерашний шторм серьезно повредил легкую пеньковую сеть, и две жалкие рыбешки, похоже, ухитрились запутаться в ней исключительно из-за собственной невезучести. Подумав, Персей отпустил их на волю, после чего ласточкой нырнул в воду, ловко схватил сеть, и, поднявшись на пару метров, потащил ее к берегу. Упругие, налитые силой мышцы заиграли на солнце, возвещая всем окружающим: вот он, сын Зевса! - и даже Медузия, как показалось герою, восхищенно поднесла ладошку к губам.
Персей точно знал, что Горгона, тихонечко улыбаясь, следит за ним взглядом. Правда, в воду она не совалась, не желая мочить свой длинный, бесформенный балахон; что было несколько странно, потому, что обычно, желая искупаться, проклятая не затрудняла себя раздеванием. Плавать, конечно, было не слишком удобно, зато она могла не бояться, что герой вдруг увидит ее безобразное тело.
Впрочем, Медузия опасалась напрасно – серифцу вполне хватало уродливого лица.
- Опять прохудилась? – нетерпеливо крикнула девушка, с трудом, как показалось Персею, оторвав взгляд от его благородного торса.
- Опять! – сообщил герой, опускаясь в тень душистого мирта. Сеть, которую он какое-то время тащил по песку, изрядно прибавила в весе, из-за чего, соответственно, «убавила» в прочности, так что Персею пришлось отогнать страстно желающую помочь Медузию и услать ее за веревкой. А потом – за легкомысленно оставленном на песке оружием.
Проклятое создание оказалось не приспособлено к транспортировке тяжестей, и меч герою пришлось нести самому. Горгона же бережно ухватила сверкающий щит, с некоторой опаской разглядывая его сверкающую поверхность.
- Осторожней, не урони! – крикнул герой, опускаясь под дерево. – Положила? Отлично!
Отмотав побольше веревки, Персей принялся чинить сеть. Медузия, которую до сего дела не допустили, пригрелась на солнце и задремала, положив голову ему на колени.
Отложив сеть в сторону, Персей внимательно разглядывал ее безобразное лицо. Отвратительные ямы и рытвины покрывали кожу сплошным ковром, а там, где их было, пожалуй, поменьше, красовалась жуткого вида короста. Чистыми оставались лишь губы – ровные, гладкие и красиво очерченные.
Герой вполне мог представить, насколько красивой проклятая была раньше. Еще бы, раз в ней текла кровь богов-олимпийцев. Сейчас этот тип красоты не ценился, и большинство греков сочли бы точеную фигурку Медузии излишне тощей; впрочем, Персею она даже нравилась. Волосы, в принципе, тоже были хороши – пока не превращались в змей. Это случалось не так уж и часто; но сыну Зевса с трудом удавалось скрыть отвращение. По счастью, в такие минуты Медузия либо спала, либо кормила свою шевелюру какими-нибудь букашками. Зрелище было так себе, и проклятая старалась уединиться. Но это не слишком-то помогало – один раз увидев, как жрут эти маленькие чудовищные твари, Персей вспоминал это всякий раз – во всех отвратительнейших подробностях – когда замечал, что волосы девушки начинают превращаться в змей. Не имея права демонстрировать отвращение, герой пытался сохранять приветливое, или, хотя бы, нейтральное выражение лица, и, в основном, ему это удавалось.
Теперь же он ждал этого превращения с нетерпением.
Медузия еле заметно пошевелилась, вздохнула. Покрытые корками веки чуть дрогнули. Ее ресницы – темно-рыжие, почти что коричневые – поднялись буквально на волосок.
- Поспи, любимая, - шепнул герой, проведя рукой по ее волосам (осторожно, стараясь не задеть изуродованный проклятием лоб).
Ощутив его прикосновение, девушка успокоилась и окончательно провалилась в царство Морфея. Ее голова чуть откинулась в сторону, волосы сонно зашевелились, а вскоре и вовсе превратились в змей; впрочем, они вели себя тихо и не только не думали вцепиться в Персея, но даже пытались ласкаться к нему. Похоже, что романтические чувства хозяйки передались и им.
Герой еще раз убедился, что Медузия крепко спит; осторожно переместил ее на одно колено и потянулся за мечом. Коснулся рукояти и замер.
Проклятая дышала спокойно и ровно.
Персей поднял меч, потрогал лезвие пальцем – острое, как и всегда. Не зря он затачивал его каждый день.
Занес полосу острой стали над головой спящей девушки… и тут же, вздохнув, опустил.
Сожаление. Жалость. Раскаянье. Все это можно назвать как угодно, а можно и вовсе не называть. Зачем, ведь Персей не оставил свою затею.
Он просто вспомнил, что нужен взгляд.
Герой дотянулся до щита (который заботливая Медузия, естественно, положила поближе к нему), ухватил его левой рукой, и, подняв, сориентировал так, чтобы, проснувшись, Горгона увидела в нем свое отражение. Вздохнул, сдвинул чуть в сторону, занес над ее безобразным горлом свой острый меч и негромко сказал:
- Медуза… Медузия!
Руки были заняты, и он легонько ударил ее коленом.
Девушка дернулась и удивленно распахнула глаза – карие, с золотистыми искорками. В них светилось недоумение. Не дожидаясь, пока оно сменится пониманием, Персей торопливо закрылся щитом и резко опустил меч.
Почти сорвавшийся с ее губ крик превратился в хрип; туника героя мгновенно пропиталась горячей кровью. Он ловко сбросил с колен сотрясающееся в судорогах тело, поднялся на ноги и заглянул в щит.
Медузия неловко скрючилась на боку; из ее наполовину перерубленной шеи хлестала кровь – побоявшись отрубить себе ноги, герой не стал бить в полную силу. Вглядевшись в щит, Персей с содроганием понял, что проклятая еще жива. Широко распахнула глаза и отчаянно пытается что-то сказать, а, может быть, закричать. Во всяком случае, ее губы еще шевелились.
Дождавшись, когда в глазах умирающей появится особенный блеск, он поднял меч и одним ударом отделил голову от тела. Еще раз заглянул в щит.
«Отлично».
Облегченно вздохнув, герой поздравил себя с успехом (хотя, по сути, большая часть подвига была еще впереди) и направился в пещеру в поисках зачарованной сумки. Не зная о действительном назначении, проклятая хранила в ней рыбу, радуясь, что так она дольше остается свежей. Персей видел в этом еще одну из причудливых шуток судьбы.
Когда он вернулся под дерево, тело уже не дергалось.
Герой поднял отрубленную голову за ухо, избегая касаться еще шевелящихся змей, сунул ее в сумку и старательно затянул горловину. Бросил прощальный взгляд на мертвое тело:
- Вообще-то ты сама виновата. Но, все равно, из… изви… - не договорив, он махнул рукой и, наклонившись, вытер окровавленный меч о ее балахон.
Персей чувствовал себя слегка неуютно. Ему приходилось убивать, притворяться и лгать для совершения очередного подвига – но он впервые предавал беззащитную, влюбленную в него девушку. Впрочем, собирая с легкого бамбукового стола ее забавные безделушки (особо прелестные и, естественно, дорогие были сделаны руками океанид - Медузия говорила, что привезла их из дома), герой вполне утешился.
Вернувшись в свой деревянный домишко, он переоделся в чистую, сверкающую тунику и собрал немногочисленные вещи. Зашнуровав крылатые сандалии, герой поднялся ввысь и взял курс на юг – навстречу новым свершениям.
Мертвое тело Горгоны его уже не интересовало.

По истечении нескольких часов полета Персей был вынужден констатировать, что радужные краски его настроения несколько померкли, а охватившее вскоре после расправы с Горгоной воодушевление постепенно сошло на нет. Какие-то гипотетические муки совести и слабые проблески раскаянья были, конечно же, не причем (сначала герой действительно испытывал нечто подобное, но потом сумел убедить себя в том, что так будет лучше – и, в первую очередь, для Медузии). Причина психического (а также физического) неудобства была куда прозаичней - крылатые сандалии отличались высокой скоростью и отличной маневренностью, но, увы, не были приспособлены для продолжительного полета. Так что уже через полчаса полета у Персея заныла спина (еще бы, по ней постоянно бил не очень хорошо закрепленный мешок с вещами и довольно тяжелый щит). Потом устали руки и плечи, последними «сдались» ноги, и вот уже час уставший, да еще и замерзший в высоких слоях атмосферы герой держался только на воспетом в балладах упрямстве (которое изрядно подогревалось тем фактом, что отдохнуть посреди моря было решительно негде). Так что, когда впереди мелькнуло размытое золотистое пятнышко, герой, не раздумывая, прибавил ходу.
Вблизи пятно оказалось широким, просторным и, уж наверное, очень удобным летающим ковром. По крайней мере, владелец расположился на нем со всем комфортом. Подумав, что это, наверно, какой-нибудь кровожадный колдун, Персей вытянул из-за спины свой сверкающий щит и ловко вооружился мечом (довольно непростое упражнение для того, кто летит на огромной скорости, опираясь на две крылатые деревяшки). Уже подлетая к ковру, герой с досадой подумал о том, что управлять вожделенным транспортным средством вполне мог какой-нибудь бог, который не слишком оценит его экипировку, и приготовился обратиться с приветственной речью.
Впрочем, приблизившись на расстояние удара, герой облегченно опустил меч. Подозрения не оправдались – на злобного колдуна владелец ковра ну никак не тянул. На небожителя, к сожалению, тоже – вообще, этот толстенький человечек с круглым, румяным лицом, длинной седой бородой и желто-зелеными (!) усами напомнил герою торговцев из родного Серифа. Все эти милые, добрые, чуть трусливые люди совершенно преображались, как только дело доходило их профессии. Хитрые и пронырливые, торговцы славились тем, что могли продать любое ненужное барахло за абсолютно астрономическую цену (бывало, даже первоначальному владельцу) - недаром им покровительствовал сам Гермес. Причем покровительствовал активно, совершенно не требуя кровавых жертв и обильных почестей, но обожая незримо присутствовать при сделках. Что совершенно лишало вторую сторону хоть каких-нибудь шансов.
Так что Персей не любил с ними связываться. Впрочем, в свободное от работы время представители этого сословья импонировали ему, пожалуй, чуть больше, чем свои же собратья-герои. Поэтому, заметив испуганный взгляд человечка, сын Зевса изобразил вполне доброжелательную улыбку.
Владелец ковра, похоже, не считал ее таковой.
- Я безобидный торговец, лечу по своим делам, - пробормотал он в усы, боязливо косясь голубым глазом. - Великому герою незачем…
Персей поспешил его успокоить.
- Не бойся! Я не причиню тебе вреда, – он подавил желание красиво указать на ковер мечом (на фоне холода и усталости это могло выйти боком) и просто махнул головой. - Можно присесть?
Торговец поспешно кивнул.
Персей опустился на ковер, вогнул меч в ножны, с наслаждением выпустил щит и принялся расшнуровывать сандалии. В глубине души он был доволен, что не ошибся, отнеся мужичка к подопечным Гермеса.
Толстяк (по правде говоря, он не был особенно толстым, но сравнения с тем же Персеем никак не выдерживал) вновь скосил на него глаза и робко уточнил:
- О, великий герой! Стесняюсь спросить, ты, наверно, совершил какой-нибудь подвиг?
Персей чуть поморщился. Логическая цепочка, сложившаяся в жирном мозгу, казалось предельно ясной: «герой – подвиг - добыча - купить». Порою добыча шла в комплекте с наградой; тогда каждый торговец считал своим долгом облегчить сумку героя на энное количество звонких монет, всучив при этом какую-нибудь не особо нужную (но успешно притворяющуюся таковой) безделушку. Кстати, второе находящееся под покровительством Гермеса сословие тоже любило избавлять героев от избытка наличности – но при этом его «достойные» представители не оставляли взамен какое-нибудь барахло.
Персею было нечего покупать и не на что продавать, так что какое-то время он всерьез обдумывал, что бы ему соврать (ситуация осложнялась тем, что большинство торговцев неплохо чувствовали ложь, и герой не видел причин отказывать конкретно этому в данном умении). По счастью, лгать не пришлось – сын Зевса вовремя вспомнил о том, что ему вовсе не помешает поработать на благо имиджа.
Вытянул ноги между двумя вышитыми на ковре золотыми драконами, герой подул на замерзшие руки и начал рассказывать:
- Мое имя – Персей из Серифа, и родил меня сам великий Зевс, проникнув золотым дождем в покои дочери царя Акрисия Данаи. И я действительно совершил подвиг, избавив весь мир от ужаснейшего чудовища – кровожадной Меду… - герой запнулся. Слова «кровожадной Медузии» не вызывали необходимого трепета, и ему пришлось импровизировать. – Кровожадной Медузы Горгоны. Наверно, ты о ней слышал.
Торговец в задумчивости пригладил бороду:
- Э-э-э… кажется, нет.
- Эта та страшная женщина со змеями вместо волос, которая превращала всех в камень.
- Всех? В камень? – ужаснулся торговец.
- Ну да, всех подряд, - бросил Персей. - Она погубила как минимум три десятка героев. Помнится мне, что об этом ходили ужасные слухи. Лет пять назад.
Толстяк заверил Персея, что слышал об этом ужасном злодействе. Герой подозрительно прищурился, но круглая розовощекая физиономия выражала лишь легкую озабоченность – ведь в эту минуту ее обладатель подозрительно разглядывал круглый щит.
- Так вот, о чем это я?
- Ужасные змеи вместо волос, - торопливо напомнил торговец.
- Да, змеи. Кошмарная кожа, вся в рытвинах и прыщах. Еще у нее был скверный характер, - Персей окинул нарисованный портрет взгляд независимого обывателя и понял, что нужно добавить красок, - медные руки со стальными когтями, желтые крылья с острыми перьями… по всему телу – голубоватая чешуя… страшная голова с разверстой пастью и высунутым языком….
Торговец взглянул на него с суеверным страхом.
- Высунутым языком?!
Персей осознал, что заврался. Но отступать было поздно. Он грустно склонил красивую голову, разглядывая вытканных на ковре золотистых драконов:
- Угу. Зубы у нее росли в три ряда, и пасть никогда не закрывалась. Вот язык и торчал. И слюна постоянно текла. Кап-кап-кап, - сказал герой с некоторым раздражением.
Упитанного мужичка передернуло, сын Зевса понял, что он поверил (что, в принципе, было неудивительно – в Элладе гнездились самые разные твари), и завершил только что выдуманное описание, пожалуй, единственными реальными подробностями:
- Ну и, естественно, взгляд. Эта Медуза была из Горгонид. Любой, кто смотрел на нее, превращался в булыжник. В мраморный, - ласково уточнил герой, разглядывая торговца в свой щит. Отраженная в блестящей поверхности румяная физиономия казалась намного моложе реальной. Морщины почти исчезли, и без того яркие голубые глаза приобрели какой-то небесный оттенок. Человеку в щите можно было дать чуть больше тридцати – если, конечно, убрать растительность на лице, которая никуда не исчезла, но выглядела более растрепанной и какой-то… излишне самостоятельной. Впрочем, похудеть мужчине бы тоже не помешало.
Персей торопливо навис над щитом, нашаривая взглядом собственную персону. «Нашарил» и облегченно вздохнул – никаких изменений, по счастью, не наблюдалось. «Похоже, на идеальную внешность его колдовство не работает», - подумал герой. Задумался, почему щит не сделал торговца худым; припомнил, что внешность Горгоны он тоже никак не менял, и рассудил, что божественный артефакт убирает только морщины.
- И как же вы справились с этим чудовищем? – напомнил торговец.
- О, это было несложно, - отмахнулся герой, погруженный в раздумья по поводу неожиданно обнаруженных свойств своей амуниции. - Я взял свой чудесный щит… вот этот, вы как раз в него смотрите…
- Хороший, могущественный артефакт, - поддакнул торговец. - Почтенный мой брат – а он разбирается в артефактах – отдаст за него…
- Мой щит не продается! - резко сказал Персей. Он очень давно не общался с торговцами и успел позабыть об их страстной любви к артефактам. По счастью, услышав отказ, хозяин ковра не стал настаивать и снова вернулся к победе над Горгонидой.
О, это воистину благодатная тема! Любой герой может обсуждать свой подвиг часами.
Впрочем, Персей не стал особо распространяться. Практически в двух словах обрисовал он батальную сцену с применением тяжелой магической артиллерии и отряда залетных горгулий (конечно, со стороны Медузы). Герой же был вынужден пользоваться только мечом, да еще и сражался, глядя в сверкающий щит. Не слишком удобная поза. Но все же в последний момент…
-… я собрал все силы и отрубил проклятую голову!
- О-о-о!
- Могу дать подержать, - небрежно предложил герой, почесывая макушку. В волосах у него странно защекотало. На вшей это не походило, но все же Персей дал себе зарок зайти к травнику. Впрочем, через миг странное ощущение прошло, и серифец успокоился.
Повинуясь какому-то странному порыву, он снял с пояса зачарованную сумку и осторожно протянул ее собеседнику.
Тот тут же убрал руки за спину.
- А это не опасно?
Персей с трудом удержался от смеха. «Все-таки слуги Гермеса – трусливый народ», - подумал он не без презрения, - «что воры, что торговцы». Он отрицательно покачал головой и притворился, что хочет убрать свою ношу обратно. Толстяк тут же протянул руку, с отвращением взял страшный груз и практически тут же вернул владельцу. В голубых глазах на мгновение вспыхнули… горечь и сострадание?
Герой присмотрелся. Нет, показалось. На круглой, но несколько побледневшей физиономии явственно читались страх, восхищение и восторг.
- О, это великий подвиг!- толстячок тут же склонился в поклоне; учитывая, что все это время он сидел, сложив ноги по-турецки, это выглядело довольно забавно. – А что вы собираетесь делать с этой ужасной головой? Она до сих пор превращает в камень? Мой брат-артефактор…
- Голова Медузы Горгоны не продается! – отрезал Персей. – Она мне еще нужна.
- Для чего? – торговец чуть подался вперед, его маленькие глазки лукаво сверкнули. Герой вздохнул. Ему не хотелось распространяться о еще не совершенном подвиге. Мало ли как оно обернется?
На горизонте появилось темное пятнышко. Берег.
- Вы, торговцы, должно быть, знаете, где находится Эфиопия? – наконец решился Персей. Его прославленная интуиция – вероломная дамочка, которой, впрочем, он в основном подчинялся – буквально кричала о том, что собеседнику можно и нужно довериться. – Сейчас там правит царь Кефей.
- Не самый приятный тип, - вполголоса пробормотал торговец.
- Так вот, у него есть красавица-дочь, Андромеда. Золотистая кожа, шоколадные волосы – в общем, прелесть. Сдается мне, что она не чистокровная эфиопка – мать вроде как из приезжих. У нее уже есть жених, некто Финей - но он не герой. Натуральная плесень, - презрительно добавил Персей, - раньше он всех устраивал, но как речь пошла о передачи власти, родители моей девочки спохватились – как ему царство доверить? Так что сейчас они пытаются или этого как-то расшевелить (я думаю, гиблое дело) или нового найти. И случай удобный представился. Недалеко от столицы поселился водный дракон, иногда он выходит на берег и кушает… всех. Корабли, естественно, топит – куда же без этого. А царь почему-то решил, что дракона прислал Посейдон. Жена Кефея, Кассиопея, говорят, сказала что-то насчет своей красоты, а Владыка Морей разозлился. Правда, я думаю, это бред, - дипломатично закруглил герой. – А ты понимаешь, к чему я клоню?
- Кефей решил скормить свою дочь дракону, чтобы умилостивить Посейдона? – предположил толстячок.
Вздрогнув от неожиданности, Персей перестал собственнически поглаживать зачарованную сумку и вскинул голову.
- Да нет, хотя, говорю как герой, это бы было неплохо. Такой замечательный подвиг, о нем бы сразу заговорили… Нет, Андромеда, естественно, в городе, под охраной. Но тот, кто сразит дракона, возьмет ее в жены и станет – не сразу, конечно – законным властителем Эфиопии. Ты ведь туда направляешься?
- Нет, - неожиданно коротко ответил торговец. - В Ливию.
- В Ливию так в Ливию,- натянуто улыбнулся Персей.
Героя слегка огорчала грядущая перспектива расстаться с комфортным транспортом и вновь обуть не слишком удобные для длительных перелетов сандалии. Но только слегка. Впереди, как-никак, его ждал новый подвиг и драгоценная награда в лице Андромеды, богатства и славы; так что сын Зевса ощущал себя превосходно. Впрочем, он понимал, что счастье не испугается его смертоносной добычи и не свалится ему в руки: Персею требовалось победить дракона и избавиться от Финея, забрать мать Данаю, разделаться с чересчур навязчивым отчимом, принести обильные жертвы богам, указавшим путь к славе (по правде говоря, небожители не только снабдили его оружием, указали точное место и время появления морского дракона, но и сообщили о магических артефактах, способных его одолеть - голова Медузии шла как один из вариантов - и герой не желал оставаться в долгу).
Вскоре ковер достиг берега. Сын Зевса собрал свои вещи, которые после вынужденной передышки казались еще тяжелее (особенно сумка с отрубленной головой) и дружелюбно попрощался с торговцем. Тот долго восхищался его подвигом и многословно обещал не трепаться о нем всем знакомым, а только «надежным, проверенным людям». Персей был растроган. Он поблагодарил мужичка за «доставку» и посоветовал ему сбросить хоть пару килограммов - тогда он «будет похож на Геракла».
На самом деле, Персей был уверен, что даже сто лет непрерывных физических упражнений не смогут приблизить его к идеалу. И дело было уже не во внешности. В его лукавых голубых глазках светилось что-то трудоноопределимое - и в то же время такое, что оставляло между ним и любым из героев (даже не слишком уважаемым в определенных кругах Одиссем) глубокую непреодолимую пропасть. Впрочем, Персей не стал обижать мужичка, указывая на то, что тот, кто не совершил ни единого подвига, прожил свою жизнь напрасно. Он снова выслушал несколько странное пожелание удачи («да получишь ты заслуженную награду»), спрыгнул с ковра и полетел вдоль побережья.
Он не заметил, как расшитый золотыми драконами ковер снова вернулся на то же место.
«Торговец» сверился с картой, проанализировал полученную путем подзеркаливания информацию, поднялся в верхние слои атмосферы и набрал скорость. Чтобы уменьшить сопротивление ветра, ему пришлось лечь и схватиться за кисти. Путешествовать таким образом было не слишком удобно, но он планировал пересечь море в обратную сторону и должен был поспешить, чтобы сделать это до темноты.
Но перед этим он сделал еще кое-что: достал из складок одежды простой полотняный мешок и коснулся его левым усом. Ус заискрился. Немного подумав, «торговец» пробормотал короткое заклинание. Вокруг его рыхлой фигуры воздвигся полупрозрачный контур; он развязал мешок и извлек оттуда отрубленную голову молодой еще девушки. Ее правильное греческое лицо исказилось в гримасе боли, ужаса и отчаянья, обрамляющие голову змеи безжизненно повисли; глаза были распахнуты, из короткого обрубка шеи все еще сочилась кровь. Насколько маг понял, Персей летел по жаре как минимум четыре часа, но страшному трофею это не повредило. Откровенно говоря, и без того изуродованной проклятием голове было сложно как-нибудь навредить, и маг со вздохом подумал, что даже отсутствующее сейчас тление не сможет сделать лицо этого несчастного существа еще более уродливым. В то же время он понимал, что возможности так называемых «бессмертных» к регенерации не безграничны, и если он промедлит как минимум сутки, то дальше можно будет не торопиться.
Он попытался закрыть невидящие глаза, но не преуспел. Веки упрямо открывались обратно, и если бы в их «прицел» попал кто-нибудь, не обладающий соответствующей защитой, он имел бы все шансы стать куском мрамора. А девушка… трое суток, «отведенные» для ее воскрешения, сократились бы еще на пару часов.
Вздохнув, он сунул ужасный трофей обратно в мешок и задумался – о нет, не о гордости и предательстве – а всего лишь о своем ужине.
Ужином мага была спелая дыня. В данный момент она стремительно приближалась к Эфиопии в сумке Персея – героя по профессии и предателя по натуре.
«Обязательно было ее убивать?» - подумал «торговец» с неожиданной злостью. Впрочем, холодной ветер быстро выбил из его головы философские мысли, оставив только самые прозаичные.
- То-то дракон удивится…

Часть 2 - «Другая легенда»

«

…И тут юноша вспомнил про голову Медузы.
Вытащил он ее из сумки и, крикнув: «Кто мне друг, отвернитесь!»
выставил перед собой, как щит. При взгляде на голову Медузы
наступающие оцепенели. Зал наполнился каменными статуями
в самых разнообразных позах…»

Сарданапал нашел обезглавленное тело в луже крови под деревом. Багровая, чуть мерцающая жидкость никак не желала засыхать и сворачиваться; вместо этого она постепенно темнела. Грубо сшитый коричневый балахон на остывшем, обезображенном проклятием и изломанном предсмертными судорогами трупе полностью пропитался кровью. Впрочем, Сарданапал не рискнул его снять – тех скудных сведений, полученных от Персея (по большей части без его воли), было достаточно, чтобы понять, что это скрытное, замкнутое и глубоко несчастное (особенно теперь – после предательства любимого) существо подобного не оценит.
Так что белый маг не стал заморачиваться с одеждой. Он осторожно стер кровь, извлек из мешка голову и критически обозрел поврежденные ткани. Персей ударил девушку дважды: и если второй взмах меча перерубил ее шею, то первый «всего лишь» глубоко рассек мясо. Острейшее лезвие повредило все нежные трубки и связки и «вгрызлось» в шейные позвонки; но для того, чтобы убить условно-бессмертное существо, этого было не достаточно. Не имея возможности закричать, Медузия мучилась до того, пока предатель не удосужился разрубить ее шею чуть выше разреза - и теперь дополнительное отверстие в обезображенном проклятием горле существенно затрудняло процедуру воскрешения. Сарданапал хорошо понимал, что одна капля мертвой воды может и не срастить две страшные раны - и что сейчас, когда жизненные силы Медузии на исходе, вторая капля этого своенравного вещества отправит ее в могилу надежней, чем десять героев-предателей.
Вздохнув, белый маг попытался нашарить в памяти подходящее медицинское заклинание, но не преуспел и использовал обычное штопательное:
- Штопкус-пробкус!
Из перстня вырвалась салатово-зеленая искра; раны мгновенно затянулись, оставив на шее неаккуратные шрамы, отдаленно напоминающие крупные, вышитые неумелой детской рукой стежки (сначала Сарданапал собирался использовать более «аккуратное» заклинание склейки, но потом вспомнил о его нестабильности).
Порывшись в карманах своего многослойного одеяния, маг извлек два крошечных синих пузырька. Отвернув крышечку с одного, он с величайшими предосторожностями уронил каплю на шею и тут же вытащил смятую бумажку из второго (живая вода не терпит герметичной посуды).
Еще одна капля упала на мертвые губы.
Девушка конвульсивно дернулась, со свистом втянула воздух и тут же закашлялась. Ее глаза широко распахнулись – испещренные кровавыми прожилками, мутные. Сарданапал чуть подался назад, чтобы не попасть в поле зрения – хотя сомневался, что сейчас она что-нибудь видит – осторожно приподнял ее голову (мертвые змеи превратились в медно-рыжие пряди), прижал к губам плошку с водой и зашептал:
- Пей, пей. Ты потеряла много крови.
Девушка сделала несколько глотков и обмякла. Сарданапал прикрыл ее голову полуоторванным капюшоном, машинально отметив исчезновение всех мерзких ямок, корок и волдырей – болезненно осунувшееся лицо Медузии покрывала пусть бледная и холодная, но все же гладкая, нежная кожа. «Смерть и последующее воскрешение снимает большую часть проклятий», - вспомнил маг. Он осторожно поднял девушку на руки и понес в пещеру – подальше от палящего солнца.

Когда девушка распахнула глаза в юбилейный, пятый, раз, Сарданапал наконец-то вздохнул с облегчением – обошлось. В темных глазах плескался ужас пополам с болью, но это было уже кое-что, потому, что в первые четыре раза белый маг не смог увидеть в них ни единого проблеска разума и имел все основания опасаться за душу спасенной. Впрочем, сейчас он тоже не утратил повод для беспокойства, и, более того, хорошо понимал, что больше ничем не сможет помочь. Он мог пришить ее голову и залечить горло, мог сидеть у постели и поить ее, лежащую без сознания, укрепляющим зельем, но не имел никакой возможности помочь ей забыть предателя. Все, что мог сделать любимый ученик Древнира и довольно талантливый белый маг – это сидеть и не шевелиться, пока Медузия испуганно вглядывалась в полумрак, изучая его лицо. Черноморов невольно порадовался, что, улетая из Тибидохса, не стал маскироваться под грека. Не каждый маг может выстоять против интуитивной магии, а превращаться в мрамор ему пока не хотелось.
- Не бойся. Все хорошо, - негромко сказал он.
Услышав его голос, девушка торопливо накинула на голову капюшон – хотя теперь в нем не было никакой нужды. Грубая ткань прикрыла добрую половину лица. «Не уверен, что в таком капюшоне можно хоть что-нибудь разглядеть», - подумал Сарданапал, - «Похоже, она ориентируется в пространстве при помощи магии».
- Мне кажется, тебе лучше переодеться, - сказал он, поднимаясь. – Я подожду снаружи.
- Кх…да, - проговорила спасенная по-гречески.
Просидев двое суток у постели Медузии, Сарданапал, бывало, гадал, на что будет похож ее голос. Ему представлялось что-то тихое, горькое и немного таинственное – вроде шелеста старых страниц. Но нет. Это был отвратительный, какой-то влажный клекот, подходящий не молодой девушке, а, скорее, не слишком свежему трупу.
Черноморов невесело улыбнулся – думать о трупах в такой момент показались ему вопиющей бестактностью - и побрел к выходу из пещеры. По пути он случайно обрушил прислоненную к стене стопку книг, налетел на какую-то треногу, и, уже на выходе, задумавшись о том, что двое суток без сна и еды не слишком приятны даже для бессмертного, нос-к-носу (точнее, нос-к-локтю) столкнулся с мужчиной. Отметив краем глаза его благородный профиль, Сарданапал проворно отскочил сторону, вскинул кольцо… и только потом осознал, что, во-первых, совсем молодой еще юноша точно не сможет причинить ему вреда, а, во-вторых…
Он был не один.
Близоруко прищурив глаза и жалея, что очки остались в далеком Тибидохсе, белый маг внимательно разглядывал шесть мраморных статуй. Конечно, он уже видел их раньше, но, осторожно занося в пещеру бесчувственную девушку, даже не подумал остановиться и посмотреть. Потом ему тем более было не до этого. И вот теперь ученик Древнира, кажется, получил возможность внимательно изучить творение неизвестного скульптора.
«Да нет, известного», - поправился Черноморов. И, сделав неожиданный вывод, добавил: «В Ливию я, похоже, уже не успею».
Впрочем, последнее обстоятельство не слишком его беспокоило.
Сарданапал обошел статуи по кругу и попятился назад, желая посмотреть на них в перспективе.
О, это была занятная композиция!
Пять молодых, отмеченных классической греческой красотой мужчин обхватили руками свои животы и скорчились не то от боли, не то от смеха. Шестой стоял прямо, ткнув пальцем в пещеру. Его мальчишески-пухлые губы были разомкнуты, на благородно-красивом лице застыла гримаса насмешливой брезгливости.
Оставшаяся пятерка не могла похвастаться такой гаммой чувств. Сощуренные глаза, оскаленные зубы, покрытые мимическими складками лица – Сарданапал мог поклясться, что перед смертью они веселились до слез.
Вообще-то, на острове были и другие статуи: высокомерный юноша, раскручивающий пращу, три молодых лучника, мужчина, отмеченный какой-то звериной, первобытной красотой… всего чуть больше дюжины. Зловещий скульптор – интуитивная магия - запечатлел их в динамике: лучники целились, звероподобный мужик свирепо заносил свой огромный топор, все остальные герои бежали в атаку. Их многочисленно оружие вздымалось вверх, благородные лица исказились триумфом – ведь греки уже предвкушали победу. Один из них, кажется, даже кого-то хватал. Мраморные пальцы скрючились, лицо буквально светилось от злобной радости пополам с отвращением. Удивиться он уже не успел.
Черноморов припомнил, что на еще одну статую он наткнулся в пещере. Налетел почти так же, как и на ту треногу, чуть не испепелил боевой искрой, а потом зажег в руке огонек и долго разглядывал сосредоточенное мраморное лицо. Фигура находилась в углу, носом к стене, и у случайного зрителя почему-то не оставалось сомнений, что это не изначальное место ее дислокации. Казалось, что статую сюда оттащили – и Сарданапалу было сложно представить за этим занятием хрупкую девушку. Надменно-брезгливый Персей с его холеными тонкими пальцами тоже представлялся с трудом, но это было уже кое-что.
Впрочем, белого мага не слишком интересовала судьба этих типов, погибших с оружием в руках – не важно, в пещере или снаружи. Куда больше его волновала шестерка у входа – хохочущая и неопасная.
Сзади прошелестели шаги – легкие, еле слышные. Девушка. Сарданапал предпочел не заметить тот факт, что она провела в пещере куда больше времени, чем понадобилось бы на переодевание. На ней был грубо сшитый балахон – точно такой же, как предыдущий, но чистый. Низко надвинутый капюшон скрывал верхнюю половину лица, но маг был уверен, что ее глаза покраснели.
Сарданапал понимал: лучшее, что он может сделать – это оставить ее в покое. Позволить побыть в одиночестве, выплакаться, залечить свои раны. Но что же будет потом?
- Расскажешь, как это вышло? – негромко спросил он, указывая на статуи. – Все… это.
Услышав его голос, девушка дернулась, как от удара плетью. Но тут же взяла себя в руки и принялась объяснять.
Она очень тихо, отрывисто роняла слова, идеально правильные с точки зрения литературного греческого языка, но практически лишенные эмоциональной окраски. Речь звучало четко, сухо и.. скупо. С местоимениями девушка не дружила – там, где должно было быть «я пошла», она оставляла безликое «пошла». В результате речь, несмотря на всю свою четкость, была не слишком удобной для восприятия – и магу казалось, что он разговаривает с големом, равнодушно озвучивающим обрывки чужих мыслей.
Сперва было слегка жутковато, но потом он привык.
Спасенная, Медузия из рода Горгон, была одной из многочисленных дочерей Зевса. Плодовитый бог-громовержец не особо интересовался жизнью своих потомков (за исключением героев), так что она воспитывалась среди океанид. Сначала ее планировали выдать замуж за какого-то фавна, но потом она ухитрилась прогневать самого Посейдона (чем именно, Медузия не сказала), параллельно расстроив свой брак и лишившись поддержки океанид. На суше она не особо заморачивалась с правилами приличия, вследствие чего поссорилась со старой ведьмой, которая и прокляла девушка ровно на десять лет. Спустя катастрофический малый промежуток времени ведьма преставилась (перед этим изрядно напакостив окружающим), чем обеспечила Медузии очень веселое десятилетие, ведь снять проклятие мертвого мага нельзя по определению. Но девушка не отчаивалась. Она поехала в Фивы в надежде найти в тамошней библиотеке хоть какую-то информацию.
Но жители Семивратных такого не оценили. Точнее, оценили… по своему. Эллинцы исповедовали настоящий культ красоты, и любое создание, не отвечающее их параметрам, мгновенно становилось объектом насмешек. Мужчина с кривыми ногами, косоглазая женщина, слишком пухлый ребенок… Медузии, которая и в зеркало-то не смотрела без отвращения, приходилось особенно тяжело.
Она не выдержала и месяц.
Отчаявшись избавиться от проклятия, девушка переезжала с места на место, но вскоре все повторялось. В конце концов, проклятая поселилась в укромной бухте, подальше от людских глаз, и принялась ждать, пока истекут десять лет.
Но греки не отставали. Медузия понятия не имела, откуда герои узнали про место ее обитания («Не обошлось без богов», - подумал Сарданапал), но после определенного момента они начали шастать толпами. Смеялись, глумились, лезли в пещеру… в конце концов она вышла из себя. Особо остроумные стали статуями, остальные разбежались.
Больше герои не лезли. Правда, порой попадались и особо настырные экземпляры, задавшиеся целью избавиться от «чудовища» - они не сбегали, а принимали бой. За шесть с половиной лет таких набралось чуть больше дюжины.
А три года назад появился Персей.
При слове «Персей» ее голос чуть дрогнул. Спасенная поежилась, точно от холода, и Сарданапал прекратил все расспросы. Он внимательно осмотрел смеющиеся статуи. Мраморные греки не вызывали у него добрых чувств. Можно сказать, они сами нарвались.
Порывшись в карманах, маг достал мятую карту и вновь повернулся к Медузии:
- Не подскажешь, где мы находимся? Я… кхм…. назовем это «потерял нить».
Девушка взяла карту и принялась ее разглядывать, чуть сдвинув с головы капюшон для лучшего обзора. Через пару минут она уверенно ткнула пальцем в укромную бухточку на побережье Эллады.
Ноготь на пальце был сломан, его острый край не упал, а воткнулся в мясо. Вокруг запеклась кровь, но девушка не обращала на это никакого внимания.
- Спасибо, - сказал Сарданапал. - А… что ты собираешься делать?
Медузия непонимающе уставилась на него. Проследила взгляд, убрала руку:
- Ничего. Заживет.
- Не в этом смысле. Вообще!
Девушка чуть заметно пожала плечами. Сарданапал вдруг подумал, что она, чего доброго, так и останется на этом острове. Будет читать свои книги и вспоминать о Персее, пока не рехнется.
- Теперь над тобой не властно проклятие. Ты можешь вернуться к океанидам или уехать в какой-нибудь полис. Афины там или Фи…
Белый маг оборвал себя на полуслове. Она не общалась с людьми много лет. Недружелюбно настроенные герои - не в счет. Предатель Персей – тем более (да и, по правде, разговор с героем нельзя назвать нормальным общением – от собеседника требуется лишь кивать и поддакивать). Может, Медузия и уедет в город, но точно не сможет там жить.
Спасенная, похоже, была того же мнения.
- Чудовище не должно жить с людьми, - пробормотала она скорее для себя, чем для него.
Сарданапал вновь взглянул на погибших героев. На их обезображенные гримасой неудержимого веселья лица. Медузия превратила их в мрамор, но они все еще смеялись. Каждую минуту. Должно быть, ей все еще было больно.
«И все же платить должны были не они» - подумал маг, - «а тот, кто сделал из этого профессию. А потом и тотализатор».
Конечно, Медузия была виновата. Но все же не больше, чем эти самонадеянные, самовлюбленные мальчишки.
- Ты не чудовище, - уверенно сказал он.
Спасенная подняла голову и потянула назад капюшон. Быстро взглянула на статуи и снова уставилась в землю.
- Проклятие спало. Дело не в нем, - сдержанно пояснила она.
Сарданапал не стал возражать, ведь девушка бы все равно не поверила. Вообще, ему казалось, что она ждет не дождется, когда же он улетит. Тогда она сможет поплакать. Забыться. Немного прийти в себя и подумать о будущем. И, может, пообщаться со статуями. Ему почему-то казалось, что у Медузии есть такая привычка. И что по непонятным причинам она общается только с теми, кто смеется. Смерть остальных еще можно было списать на самооборону. Ее изворотливый разум, наверно, подбирал оправдания и для тех, остальных, но сердце не могло их принять.
«Вот ведь козлы» - подумал Сарданапал, - «они не отстанут от нее даже после смерти». Он притворился, что смотрит в карту, а сам внимательно изучал девушку. Вот она поежилась, точно от холода. Снова надвинула капюшон на глаза.
- Дай руку,- попросил маг и тут же поспешил ее успокоить. - Я просто посмотрю.
Помедлив, Медузия протянула ему левую руку ладонью вперед. Сарданапал подошел поближе, жестом попросил перевернуть и уставился на ее ногти.
Зрелище было… неаппетитным. Ноготь на указательном пальце пока притворялся целым, но остальные были сломаны по живому. Кое-где запеклась кровь, и ученик Древнира отчетливо видел, что в какие-то ранки попала земля. Он занимался шеей и, к своему стыду, не обратил никакого внимания на руки; теперь же он хорошо представлял, как она цеплялась за почву и ломала ногти в агонии.
Это оказалось последней каплей.
- Медузия… хм…- Сарданапал отчаянно пытался подобрать слова. - Ты могла бы полететь со мной в Тибидохс. Это… школа. Там тебя научат пользоваться своими способностями. Элементарная магия. Если, конечно, захочешь.
- Зачем?
- Ну-у… у тебя есть способности, их нужно развивать, так что…
Девушка нетерпеливо дернула головой и уточнила:
- Зачем вам?..
Сарданапал подавил вздох. Он мог бы сказать ей, что каждое дело нужно доделывать до конца. Что, воскресив, он уже не может бросить ее умирать среди этих мраморных статуй. Рассказать пару подходящих к случаю грустных историй. Он мог бы наговорить ей всего-всего, очаровать, запутать и убедить. Но не стал. Потому, что не был уверен, что, преданная и покинутая, она сможет поверить в его добрые намерения. Возможно, когда-то. Но не сейчас.
Да и, к тому же, Черноморов сам еще не до конца представлял, зачем ему помогать совершенно незнакомой девушке. Разве что, пришив ее голову, он каким-то неведомым образом взял на себя ответственность за ее дальнейшую жизнь.
- Наверно, я… должен же как-нибудь объяснить Учителю, чем занимался эти два дня. Так… - он вздохнул. - Пожалуйста, собери вещи. Мы вылетаем через час. Не хочу растягивать двое суток до трех. Но сначала мы займемся твоими руками. Есть какой-нибудь антисептик?
Медузия подумала и кивнула
- Неси.
Во время обработки ран Горгона взглянула в его сторону целых три раза – внимательно, настороженно и задумчиво. Учитывая, что все предыдущее время она разглядывала его украдкой, а в прогресс он не верил, Сарданапал решил, что девушка хочет обратиться с просьбой.
- Пожалуйста, говори, - улыбнулся он, зачаровывая ее вещи (книги, книги, книги и запасной балахон).
- Ммм… вы можете… расколдовать их? - она высунула тонкую перебинтованную кисть из грубого рукава и энергично махнула в сторону статуй.
Сарданапал устало прикрыл глаза. Сидя у постели бесчувственной девушки, он успел как следует обдумать этот момент, но все, что приходило ему на ум, казалось крайне… неутешительным. Конечно, он мог переделать одно не слишком распространенное заклинание…
- …но результат я не гарантирую, - белый маг задумчиво погладил бороду. - Интуитивная магия это очень, очень тонкая вещь. Она изрядно напоминает кувалду. Вот только исправлять последствия ее воздействия, как правило, приходится со щипцами. Значит, так, у нас есть три варианта. Быстрый, надежный и относительно безопасный. Ага, - он что-то прикинул на пальцах, резко качнул головой и невесело сообщил, - мне нужна твоя кровь. Немного, всего пару капель. А также костер и небольшой кусок глины. Ведро, поварешка, кастрюлька… какую не жалко.
Медузия пожала плечами – похоже, ей не было жалко ни миски, ни крови, ни вообще чего-нибудь или кого-нибудь. Вскоре у пещеры уже горел костерок, а в глиняной плошке кипело варево. Сарданапал помешивал его длинной деревянной щепкой, бормоча слова, которые не казались ему ни древними, ни мистическими, и периодически сокрушаясь, что очень плохо разбирается в зельях. Кроме крови Медузии и некоторых других извлеченных из бесчисленный кармашков компонентов, в плошке присутствовали два волоска из его бороды. Сначала они буянили, стараясь обвить деревянную щепку, потом куда-то пропали, но зелье тут же запахло яблоками. Дождавшись, когда приятный аромат сменится чем-то трудноопределимым, но от этого не менее вонючим, Сарданапал вытащил щепку, снял дымящуюся плошку с огня и, игнорируя боль от свежеполученных ожогов, понес ее к статуям. Медузия жадно следила за ним.
Остановившись у мраморной фигуры только что спустившего тетиву лучника, псевдоторговец нарисовал у него на лбу замысловатую руну. Будь здесь какой-нибудь румынский колдун, он без труда опознал бы символ перерождения. Но других магов поблизости не имелось, а Горгона, несколько лет изучавшая проклятая, ничего не смыслила в каббалистике. Так что она даже не насторожилась, когда нарисованная руна ослепительно вспыхнула и погасла.
- Настрой. Нужен настрой, - пробормотал Черноморов, переходя к новой статуе. Возвращаться к уже разрисованным белый маг не желал, хорошо представляя весь неприятный спектр возможных последствий. Магия рун не терпела повторов и не знала понятия «второй шанс». Если же у кого-то не получалось с первого раза, второй он мог просто не пережить.
С настроем же были проблемы. Сарданапал понимал, что просто обязан жалеть эти статуи всей душой, страстно желая помочь. Но, каждый раз, рисуя руну, он вновь и вновь вспоминал несчастное, изуродованное проклятием лицо загнанной в угол, преданной единственным близким существом девушки, и снова все шло наперекосяк. В результате руны не погасли лишь у шести смеющихся статуй; правда, вместо положенного желтого света они почему-то горели зеленым, но Черноморов не стал заострять на этом внимание.
Он вернулся к костру, шагнул в выложенную из круглых камней шестиконечную звезду и жестом показал Медузии на один из лучей.
Короткое заклинание, пара несложных пассов - и статуи окутались дымом. Когда он развеялся, оказалось, что светлый мрамор большинства статуй приобрел какой-то неуловимый розоватый оттенок, из-за чего они стали выглядеть еще лучше, еще натуральней. Но шестеро смеющихся греков…
- Проклятый настрой, - смущенно пробормотал Сарданапал. Медузия отступила назад, не решаясь, впрочем, покинуть «свой» луч, и потянула вниз капюшон, словно пытаясь спрятаться в нем от всего мира. Впрочем, щелочку для обзора она оставила.
… два ослепительно-белых козла безуспешно старались выпутаться из грязных, порванных тряпок. Еще двое, уже справившись с этой задачей, разглядывали друг друга. На их, в общем-то, не приспособленных для выражения эмоций физиономиях явственно читалось изумление. Один - серый, с обломанным рогом – упрямо ковырял неприспособленными для подобного копытами свою упавшую амуницию (Сарданапал невольно порадовался, что, обращаясь в мрамор, они не размахивали оружием – попасть по копыту тяжелыми ножнами неприятно, но, в отличие от обнаженно меча, не фатально). Последний козел, в бытность свою статуей напоминавший Сарданапалу сатирика, похоже, успел разобраться в ситуации. Он угрожающе приближался к звезде, рыл землю копытом и вскидывал рогатую голову.
- М-м-м-бее-е-е-емме-е! – заявил герой.
- Я не специально! – открестился Сарданапал. - И радуйтесь, что вы не статуи.
Козел радоваться не спешил. Он обошел звезду по кругу и теперь приближался к вцепившейся в собственный балахон Медузии.
- В принципе, быть козлом не так уж и плохо, - задумчиво произнес маг. - Вы делали это всю жизнь и не жаловались. Медузия, ты не знаешь, здесь водятся женские особи? Козочки, козы…
- Должны быть.
- Вот и ладненько! – маг задумчиво посмотрел на свою ладонь. Жуткого вида ожог исчезать не спешил. Более того, с каждой секундой он, кажется, все больше и больше наливался цветом, что наводило на нехорошие мысли. – Прости, но я уже не смогу сделать из них людей. Возможно, Учитель… но ладно. Пойдем.
Черноморов без колебаний покинул звезду и направился к ковру. Медузия поспешила за ним. Застрявший в звериной шкуре герой же добрался до собратьев по несчастью и долго им что-то втолковывал. Получалось не очень, но все же, в конце концов, герои оставили свои бесполезные занятия и все как один уставились на Сарданапала.
-М-мееее!
Маг обернулся.
- Не знаю, что вы задумали, но все же категорически не советую. Идите и наслаждайтесь тем, что у вас есть. Учитель сказал, что ненависть сокращает дни даже больше, чем страх.
Сарданапал скосил глаза на Горгону и заметил, что ее плечи слабо вздрогнули.
Герои же явно не впечатлились.
- Кому я все это говорю? – вздохнул маг. - Поверьте, друзья, вам еще повезло. Быть червяком или камнем куда неприятней. Еще у меня замечательно получаются жабы.
Жертвы плохого настроения и всегдашней рассеянности белого мага переглянулись и предпочли не рисковать. Они спокойно позволили Сарданапалу с Медузией расположиться на ковре и взлететь. Ученик Древнира не сомневался, что пройдет совсем немного времени, и герои вполне примиряться со своим существованием. Человеческие проблемы отойдут на второй план, их место займут инстинкты. О нет, герои едва ли забудут, что были людьми, но через какое-то время начнут вспоминать это время как яркий, но все же не слишком реальный сон. И это, наверно, пойдет им на пользу – бывшие люди и бывшие статуи будут счастливы. И мага не слишком-то беспокоила их судьба.
Куда важнее была проблема с Медузией. То, что проклятие спало, не слишком ей помогло. «Надеюсь, Учитель оставит ее в Тибидохсе», - подумал Черноморов.
Впрочем, для начала им нужно было туда попасть, и это было не так-то просто. С магической навигацией Сарданапал не дружил, а придуманный расторопными лопухоидами прибор он успел потерять…

@темы: Персей, фанфикшен, Медузия, Сарданапал

---

Посиделки в Макдональдсе

1. Это последний летний фанфик. Наконец-то я его доделала.
2. Пейринга почти нет. Сюжета - тоже. И вообще, не стоит воспринимать этот бред слишком серьезно.

Название: Посиделки в Макдональдсе
Бета: Дакира с Фикбука
Размер: мини (3751 слов)
Категория: гет
Жанр: повседневность
Рейтинг: G
Пейринги/Персонажи: Медузия/Сарданапал, ОМП/Медузия
Статус: закончен
Предупреждения: ООС.
Саммари: Стоило Медузии и Сарданапалу на минутку заглянуть в Макдональдс, как суровой преподавательницей нежитеведения заинтересовался молодой симпатичный лопухоид...
Дисклеймер: Все права на использованных персонажей принадлежат Дмитрию Емцу. Права на Алекса - мои, но нафиг он кому нужен...




- Ей-богу, Меди, в этом месте я, кажется, ощущаю комплекс неполноценности, - пробормотал академик Сарданапал, разглядывая не такое уж и большое, но довольно светлое и, что характерно, плотно укомплектованное людьми помещение. Пожизненно-посмертный глава Тибидохса выбирался в мир лопухоидов не так уж и часто и оказался не готов к реалиям американской культуры - а, именно, к тому, что большая часть посетителей «Макдональдса» окажется обременена лишним весом. Справедливости ради стоит отметить, что стройные люди тоже встречались – причем их было, пожалуй, побольше – но они неизменно терялись на фоне затянутых в джинсу «дирижаблей».
К удивлению магов, считавших, что прием пищи – дело обстоятельное и серьезное, жизнь в «ресторане быстрого обслуживания» била ключом. Люди торопливо влетали в «Макдональдс», становились в быстротекущие очереди, делали заказы, поглощали пищу и двигались к выходу; высокие, неожиданно тяжелые двери беспрестанно хлопали, пропуская внутрь новую порцию лопухоидов.
Впрочем, иные люди не торопились уйти. Они устраивались в более-менее уютных местах и негромко обсуждали что-то свое, наслаждаясь какой-то иллюзией одиночества – одиночества в толпе. Другие, бодрые и активные, напротив, с удовольствием вливались в эту толпу и сразу же повышали голос, стараясь перекричать окружающий шум. Отдельную категорию составляли одетые в красно-белую форму официанты. Они ловко вклинивались между посетителями и молча выполняли свою работу: то убирали грязную посуду (таблички с просьбой о самообслуживании висели на каждом углу, но кто-то все же ухитрялся их игнорировать), то протирали столики и намывали и без того сверкающий пол.
Впрочем, Сарданапал и Медузия не особо интересовались гомонящей толпой. Они расположились в каком-то «аппендиксе» прямоугольного, в общем-то, зала, и неспешно беседовали о своем. Тибидохцы не слишком-то выделялись из общей массы, но отдельные представители этой толпы все же бросали на них заинтересованные взгляды.
Одетая в строгий деловой костюм Медузия удобно устроилась на черном, якобы кожаном диванчике. Ее спина была горделиво выпрямлена (что и само по себе смотрелось несколько… необычно), а длинные медно-рыжие волосы шевелились, точно от ветра, хотя в обозримых пределах не имелось даже захудалого кондиционера. Доцент держала в руках маленькую кофейную чашечку; временами она подносила ее губам, и делала это с таким непринужденным изяществом, что двое или трое окрестных мужчин уже бросали на Горгонову заинтересованные взгляды.
На Сарданапала таких взглядов никто не бросал. В своей длинной оранжевой мантии, небрежно наброшенной на зеленый камзол времен Екатерина Великой, и лихо загнутых персидских туфлях он неизбежно привлек бы внимание, если бы люди не видели перед собой упитанного мужичка в дешевом, потрепанном сером костюме. Уныло висящие седые усы и короткая, с точки зрения академика, борода (всего до колен) несколько смазывали впечатление, но все же на фоне Медузии глава Тибидохса терялся. Увы, лопухоиды не могли видеть, как та же самая, только куда более длинная борода неторопливо обвивает ножку стола, а разноцветные живые усы попали под власть зажимов и отчаянно извиваются, пытаясь вырваться на свободу и снова взяться за шалости.
- Комплекс неполноценности, говорите? – уточнила Медузия, заметив, что Черноморов не собирается развивать эту мысль и, похоже, успел задуматься о чем-то другом. При этом она легонько ударила ложкой по краешку чашки; сидевший позади нее студент-физик вскочил и заозирался – мелодичный звон напомнил ему камертон.
- М-да, - рассеянно кивнул академик. После того, как семейная пара шарообразных американцев покинула поле его зрения и вновь затерялась в толпе, Сарданапал и думать забыл о каких-нибудь комплексах. Он занялся тем, чем и собирался – взял с подноса продолговатую картонную трубку, осмотрел, развернул и вытряхнул ее содержимое на одноразовую тарелку. Близоруко прищурился, прикидывая, стоит ли есть какую-то странную трубку из лаваша.
Медузия переплела пальцы и подперла этой конструкцией подбородок, наблюдая за действиями учителя. Ее лицо казалось абсолютно непроницаемым, но в уголках губ змеилась улыбка. Заметив, что Сарданапал решил отложить трапезу на потом и разматывает лаваш с энтузиазмом настоящего ученого, она чуть слышно вздохнула.
Вскоре содержимое трубки очутилось на тарелке: отдаленно напоминающая салат «Оливье» масса была аккуратно размазана по всей площади, а круглую коричневую котлету академик водрузил в центре. В итоге блюдо приобрело некоторое сходство с большим, не совсем человеческим глазом, чему изрядно способствовал небрежно сдвинутый к краю тарелки лаваш.
Доцент Горгонова понюхала воздух и сообщила:
- Категорически не советую это есть. У вас может случиться несварение желудка.
- Брось, Меди, - отмахнулся Сарданапал, занося над «зрачком» дешевую пластмассовую вилку, – у меня может быть три болезни: простуда, подагра и мнительность.
К котлете он все же не прикасался – «вхолостую» опустил вилку и принялся складывать из салфетки что-то вроде ресничек. Медузия же поднесла к губам чашку и подумала, что гастрономические пристрастия лопухоидов становятся больно уж… экзотичными.
- Подумать только, ведь именно это заведение натолкнуло нашего друга Орака на создание той теории, - поделился Сарданапал, продолжая разглядывать блюдо со здоровым скептицизмом человека, впервые посетившего ресторан быстрого обслуживания.
Медузия снова глотнула кофе и поставила чашку на стол.
- Представьте себе, академик, но я не могу воспринимать ту теорию вашего друга Орака Бамы, которую вы, несомненно, имеете ввиду, всерьез.
- Да-да, понимаю, все это звучит слишком смело, - перебил ее Черноморов, - но ведь…
Доцент Горгонова вскинула брови:
- «Слишком смело»?! Ты говоришь «слишком смело», а, по-моему, это безумие! – Медузия резко встряхнула своей медной гривой и, поставив таким образом точку, взяла с тарелочки круассан.
Академик Сарданапал наконец-то оставил салфетку в покое и мягко, рассеянно улыбнулся.
- Но что ты скажешь, - заметил он, - когда его теория подтвердится на практике?
- О, если это случится, я принесу господину Баме свои глубочайшие извинения, – Меди вновь откусила кусочек круассана. – Если! Ммм, а это неплохо. Но с тем, что мы ели в Вене, естественно, не сравнится.
- О, Вена… Я помню. Der strudel, не так ли?.. Ты можешь говорить «если», а я говорю «когда». Уверен, что рано или поздно – через две, три, четыре тысячи лет – его теория все-таки подтвердится. Для вечности срок не имеет никакого значения. Не побоюсь сказать, что для нас с тобой, - в его глазах на мгновение вспыхнула грусть, - тоже.
Медузия чуть опустила голову, соглашаясь. Она хорошо знала, что академик не любит поднимать эту тему, но никогда не спрашивала, почему. Впрочем, у доцента были свои идеи. «Свет дает нам силы жить дальше», - порой думала она, - «значит, мы для чего-то нужны». Суровая преподавательница нежитеведения могла представить, чем может помочь делу света Сарданапал, но абсолютно не понимала, для чего ему требуются такие личности, как Кощеев. О своем же предназначении она старалась не задумываться; но, даже преодолевая суеверный страх, все равно не могла придумать ничего путного. В ее холодный, и, как надеялась Меди, полностью подчиненный логике мозг упрямо лез всякий бред.
Впрочем, на этот раз Горгоновой не получилось погрузиться в раздумья. Ненадолго задумавшись о бренном, она подняла глаза на академика и заметила, что тот уже оставил метафизические вопросы и внимательно разглядывает расковырянное кушанье. Видно, сумасбродные идеи американского приятеля все же не давали ему покоя.
После некоторой моральной подготовки глава Тибидохса материализовал кривой татарский кинжал и решительно отрезал кусочек котлеты.
Медузия, не сводившая с него глаз, чуть подалась вперед и спросила:
- Вкусно?
Сарданапал лукаво улыбнулся:
- Думаю, тебе стоит попробовать.
Он снова взмахнул татарским кинжалом и пододвинул тарелку к Медузии. Горгонова насадила кусочек на вилку, машинально отметив, что кинжал вновь вернулся в небытие – видимо, академик решил, что добавка ей не потребуется – и поднесла котлету к губам.
- И какой же именно элемент теории воплощает в себе это кушанье? – поинтересовалась она через минуту.
- А как ты думаешь?
- Хм, наверно… - начала Меди, тщательно подбирая слова и разделяя каждую паузу глотком лотте в надежде избавиться от непривычного привкуса, - осмелюсь предположить…
Академик снял очки и поднял глаза на Медузию, ожидая ответа. На злополучную котлету он больше не покушался и, вообще, отодвинул ее на край стола. Кстати, из непонятных соображений Сарданапал отрезал от нее не дольки, а секторы, из-за чего получившийся «глаз» приобрел уж совсем странный вид.
- Кхм, кхм…
Тут перед столиком появилось новое действующее лицо.
Это был стройный, высокий мужчина лет двадцати - двадцати пяти, голубоглазый, с короткими светлыми волосами и веснушчатым носом. Веснушки у него были желтые, очень светлые – на носу им решительно не сиделось, они постепенно сползали вниз, завоевывая щеки. Чуть оттопыренные уши заставляли вспомнить о Баб-Ягуне; нос, кстати, тоже.
Впрочем, до незабвенного внука Ягге молодой человек все же слегка не дотягивал: глаза не сияли, уши не пунцовели, а довольно широкие ноздри не «смотрели» туда же, куда и глаза, а довольно банально «созерцали» коричневые ботинки. Ну, или джинсы, сидевшие на незнакомце, пожалуй, получше, чем на доброй половине посетителей. Хотелось бы сказать, что простая, светлая, пусть и немного застиранная рубашка выгодно подчеркивала его мускулатуру, но нет – особых рельефов на теле мужчины не наблюдалось.
- Кхм, - повторил молодой человек, в задумчивости ковыряя пол носком своего ботинка. От него тут же отвалился небольшой кусок грязи; мужчина окончательно смутился и замер.
Заметив, что незнаконец перестал кашлять, но явно не собирается уходить, Горгонова опустила чашку на стол и подняла глаза – темные, строгие и немного насмешливые. Сарданапал же, напротив, ободряюще улыбнулся.
Разобравшись с комочком грязи, молодой человек наконец-то набрался храбрости, чтобы продолжить:
- Я слышал, вы говорили по-русски, - сообщил он, украдкой разглядывая Медузию. Та явно не млела от такого внимания, не вовремя вспомнив ухаживания Кощеева. – Кхм… можно присесть?
- Конечно, - сказал академик. Он двинулся было в сторону, но обнаружил, что, видно, соскучившаяся без усов, борода коварно обмоталась вокруг ножки стола и существенно сократила пространство для маневра. Сарданапалу удалось подвинуться не более чем на полметра; для того, чтобы сидеть, не нарушая ничье личное пространство, этого было явно не достаточно. Молодой человек замер в ожидании.
Заметив, что Черноморов не собирается разматывать бороду прямо сейчас, доцент Горгонова пересела к учителю и сухо кивнула незнакомцу на освободившееся место.
Молодой человек опустился на диван и торопливо представился:
- Алекс.
- Мне показалось, вы из России, - произнесла Медузия. Спокойно произнесла, негромко и очень вежливо, но все же достаточно холодно.
Сарданапал взглянул на нее с укоризной и торопливо поправил морок, придав ему более естественный вид. Но в чем-то, похоже, переборщил, потому, что Алекс вдруг вздрогнул и удивленно расширил глаза. Впрочем, через секунду он успокоился, списав странный глюк на усталость.
- Я Семен Черноморов, - торопливо представился академик. - А это Катрин.
Медузия величественно опустила подбородок и потянулась за салфеткой.
- Очень приятно. На самом деле меня зовут Александр, - пробормотал мужчина по-русски. – Александр Иваноф….Иванов.
Он протянул было руку поверх стола, надеясь обменяться рукопожатиями если не с Меди, то хотя бы с Сарданапалом, но, так и не набравшись храбрости, опустил.
Доцент Горгонова скосила глаза на академика.
«Семен и Катрин?»
«Хм, Меди, а почему бы и нет? Это ничуть не хуже и не лучше любого из лопухоидных имен. Или ты хотела быть Жанной или Шарлоттой?»
- Я вижу, вы русские, - молодой человек с трудом выдавил улыбку, продолжая разглядывать Медузию краем глаза. Пялиться на нее он, по-видимому, считал неприличным, поэтому делал вид, что изучает Сарданапала. Последнего это только забавляло, но вот доцент Горгонова чувствовала себя не очень уютно.
- Отчасти, - опять улыбнулся академик. – Мать Кэтрин, к примеру, была из Греции. Воистину удивительная женщина. Сейчас ее нет с нами.
- Какая жалость, - пробормотал молодой человек.
Медузия не позволила себе фыркнуть; она и при всем желании не смогла бы назвать это «жалостью».
«Какой интересный молодой человек. Побеседуешь с ним?»
Доцент Горгонова повернула голову, разглядывая привычно-добродушное лицо академика, и констатировала:
«Я вижу, что вас это забавляет»
«Хм, Меди…»
Сарданапал с восхитительной небрежностью дернул локтем, спихнул на пол тарелку с котлетой, и, наклонившись, принялся отдирать от стола свою бороду. Алекс наблюдал за его действиями с легким удивлением; коварно обмотавшуюся вокруг ножки растительность он не видел.
- А вы сами-то из России? – небрежно спросила Медузия, откидываясь на спинку дивана и наблюдая, как академик воюет со своей бородой. Зрелище было достаточно увлекательное, и доцент Горгонова испытала смутное сожаление, когда вдохновленный ее вопросом Алекс принялся сбивчиво пересказывать историю своей семьи, то и дело переходя с немного ломаного русского на такой же английский. Уже на втором предложении его щеки залил неровный румянец, что, впрочем, не помешало мужчине пояснить, что он оказался эмигрантом во втором поколении. Дитя советских диссидентов, Алекс родился в Америке, потом вместе с мамой вернулся в Россию, но где-то полгода назад вновь переехал за рубеж.
- И вот теперь я здесь, в Нью-Йорке, в поисках лучшей доли, - окинув взглядом «Макдональдс», закончил он, и вновь с надеждой повернулся в сторону Меди.
Та чуть прищурила темные глаза:
- Лучшей? Скажите, Алекс, вы не задумывались о том, что, прежде чем искать эту лучшую долю, необходимо найти себя?
- Вы это серьезно?- смутился мужчина. Не сказать, что изысканная красота гречанки полностью занимала его думы, но все же Александр не был настроен на философский лад.
- Вполне. Разве нет?
Под столом тихо фыркнул устранившийся от беседы Сарданапал, но этот смешок был слышен только Медузии.
- Скажите, вам нравится ваша работа? – продолжила суровая преподавательница нежитеведения, параллельно прикидывая, что бы еще такого спросить, дабы смутить Алекса еще больше. Происходящее, сначала казавшееся ей верхом глупости, понемногу начало нравится. И даже молодой человек начал казаться ей довольно приятным; хотя Меди и пообещала себе в другой раз надеть личину и посмотреть, много ли лопухоидов заинтересуются ее внутренним миром. – Заметьте, меня не волнует, где именно вы работаете. Просто скажите: нравится или нет?
Молодой человек ощупал манжеты своей рубашки и поочередно оттянул их вниз, обдумывая красивый и, несомненно, впечатляющий ответ.
Из-под стола, отряхиваясь как собака, вылез академик Сарданапал. С самого начала его схватка с бородой не удалась - в то время, как Черноморов отматывал среднюю часть от стола, коварная нижняя упрямо наматывалась обратно, отказываясь покидать уютную деревяшку. В результате все попытки главы Тибидохса освободиться приобретали характер дурной бесконечность. По счастью, вскоре упрямой растительности надоело бороться с хозяином, и она просто исчезла, чтобы вновь появиться, как всегда, в какой-то неподходящий момент. Выпрямившись, Сарданапал широко улыбнулся, поймал вырвавшийся из-под власти золотого зажима ус и вновь закрепил его на затылке.
- Пожалуй, схожу за кофе. Алекс? Катрин?
- Будьте добры, - сдержанно улыбнулась Медузия, вновь поворачиваясь к молодому человеку (который успел позабыть о присутствии академика и нервно вздрогнул, увидев его румяную физиономию). – А вы, Александр…
Мужчина слегка поерзал на диванчике, кивнул Сарданапалу и потер переносицу, вспоминая вопрос.
- Работа… ну… в принципе, нравится. Хотя платить могли бы и… а, впрочем, не в деньгах счастье. А вам, Катя, нравится то, чем вы занимаетесь? Кстати, чем вы занимаетесь?
Едва ли молодой человек рассчитывал смутить этим Медузию, скорее, просто решил поддержать разговор. Так или иначе, вогнать Горгонову в краску не получилось (и с разговором, в общем-то, тоже не вышло).
- Нравится. Я учитель, - рассеянно кивнула она, наблюдая, как академик лавирует между столиками, а потом, близоруко щурясь, изучает меню. Припомнила долгий полет над океаном, многочасовую беседу с американским магом, убежденно доказывающим свои невероятные теории, сияющие глаза Сарданапала в лаборатории и грустные – Поклепа в зудильнике, и энергично встряхнула медно-рыжими волосами.
- Ну да, учитель, - усомнился Алекс, щурясь, точно от яркого солнца. – А ваш отец?
Эмигрант посмотрел в ту сторону, где только что окончательно затерялся в толпе академик, и попытался вспомнить, во что тот одет.
Медузия неожиданно улыбнулась:
- По каким признакам вы определили, что он мой отец, а не, к примеру, случайный знакомый? – она чуть вскинула темные брови. - И, умоляю, не лгите про семейное сходство.
Александр прищурился, взял со стола последнюю салфетку и принялся задумчиво комкать ее в ладонях.
- Ну, ладно, попробую сыграть в Шерлока Холмса. Во-первых, вы ели с его тарелки. Катрин, согласитесь, случайные люди не будут так поступать. Во-вторых, - он растянул губы, не особо успешно изображая голливудскую улыбку, и поднял вверх указательный палец, - до того, как я подошел, вы сидели друг против друга, а потом сели рядом, почти вплотную. Значит, границы личного пространства, у вас их почти нет. И вы еще что-то там обсуждали, тоже, значит, не посторонние. И, в третьих… - он нервно облизал губы, - когда я подошел, Семен назвал и себя, и вас, а это значит, значит… не знаю, что это значит. Наверно, двух пунктов достаточно. Уж в этой.. простите… ди… дедукции я не силен.
Медузия вскинула голову, высматривая Сарданапала. На горизонте последнего не имелось, но женщина чувствовала, что академик где-то поблизости.
- И это заметно, - насмешливо сказала она. – Мы с ним даже не родственники.
- Да? – огорчился мужчина.
- Семен работает директором школы, - ее глаза странно вспыхнули, общая температура ровного, мерного голоса с каждым словом, казалось, понижалась на градус; впрочем, вскоре Медузия спохватилась и снова вернулась к плюсу. – Да-да, той самой.
Алекс удивленно вскинул голову и тихонечко произнес:
- Ага…
Он снова окинул Медузию взглядом – на этот раз пристально и внимательно – и, кажется, пришел к неверному выводу. Во всяком случае, в голубых глазах эмигранта мелькнула жалость, он протянул руку и, поборов робость, взял тонкие пальцы Меди в свои.
- Нет, ну, я… я все понимаю, но… вы достойны лучшего, вы… я мог бы помочь, вы не должны привязывать себя к…
Не успев договорив, Алекс неожиданно для самого себя вскинул голову и замер, оборвав и без того не особо внятную речь на полуслове. Темные глаза сидящей перед ним женщины пылали – нет, не в прямом смысле (до этого пока не дошло), а тонкие пальчики, как он неожиданно осознал, обжигали не хуже раскаленной электрической плитки. Медузия не пыталась вырвать ладонь, даже не шевелилась - просто сидела и смотрела, сохраняя при этом непроницаемо-насмешливое выражение лица, и в этом не было, не должно было быть ровным счетом ничего угрожающего. Но Алексу стало жутко.
Еще ему вдруг почудилось тихое шипение.
Молодой человек торопливо отдернул руку и откинулся на диванчик, интуитивно стараясь оказаться подальше от странной женщины.
- Как-как вы его назвали? – холодно осведомилась доцент Горгонова, выуживая из изящной сумочки кружевной платок с монограммой «Е.В.»
- Кого? Семена? Н-никак, - смутился молодой человек. Он действительно успел придумать Сарданапалу не слишком приличную характеристику, но теперь сомневался, стоит ли говорить это вслух. Сначала, когда мужчина считал, что академик – отец рыжеволосой красавицы, тот, в принципе, был ему симпатичен, но вот сейчас, когда он почувствовал конкуренцию… - Предлагаю сменить тему.
- Ваше право, - опустила подбородок Медузия.
- И как там, в России?
Женщина заверила Алекса в том, что в России просто чудесно, и, в свою очередь, поинтересовалась, что же заставило его покинуть отчизну. Дождалась, когда эмигрант отойдет от шока и примется рассказывать, и, вытирая руки платочком, мысленно позвала: «Академик!».
Сарданапал появился примерно через минуту - поставил на стол фирменный красный поднос с тремя чашками и присел на диванчик. Не сказать чтобы далеко, но все же не настолько близко, чтобы Медузия могла как бы невзначай коснуться его. Вздохнув, доцент Горгонова убийственно-вежливо кивнула все еще вещающему Алексу, и попросила академика передать ей кофе.
Искомая чашка находилась на подносе, и Меди, пожалуй, до нее было ближе. Но Черноморов не стал возражать и лишь удивленно приподнял брови, когда, принимая напиток, гречанка намеренно коснулась его пальцев. Горгонова же, ощутив прикосновение академика, окончательно успокоилась и наконец-то избавилась от навязчивого желания превратить Александра в какое-нибудь земноводное.
Вторую чашку Сарданапал протянул эмигранту. Тот благодарно кивнул, изобразил что-то вроде улыбки и тут же принялся обсуждать с Черноморовым какие-то американские реалии. Не сказать что он делал это как-то особенно неестественно, но Меди все же почувствовала себя неуютно. Ей не было нужды читать мысли, чтобы уловить флюиды все возрастающей неприязни, тогда как внешне Алекс казался довольно приветливым. Сарданапал же, вроде, не ощущал неудобства, но это, скорее, в силу природной рассеянности. Он ведь и Алекса слушал в пол-уха. Да тот и не позволял себе ничего лишнего. По крайней мере, вербально.
Так или иначе, Медузия не собиралась ждать, пока молодой человек решится на откровенное хамство. Та легкость, которую она ощущала наедине с академиком, исчезла, как легкий парок от кофейной чашки. Такой ароматный, восхитительный, нежный… теперь же в воздухе словно плескался противный, склизкий туман, и Меди это активно не нравилось.
«Пойдемте отсюда» - мысленно произнесла она.
«Сейчас?» - уточнил академик.
«Да».
- У меня ужасно болит голова, - негромко сказала Медузия, изящным жестом отбрасывая назад тяжелые, медно-рыжие пока-еще-волосы. – Я пойду.
- Что? Уже? – вскинулся Алекс.
Он торопливо отставил недопитый кофе и, вскочив, повернулся к женщине. Расширил глаза, смущенно переступил с ноги на ногу и, наконец, опустился обратно.
Медузия же, напротив, решительно встала и четким, отточенным движением подхватила изящную коричневую сумочку.
Сарданапал покосился на нее с некоторым удивлением.
«Все хорошо? Меди?»
«Да, академик. Минутку. Мне нужно побыть одной.»
- Слово дамы – закон, - развел руками глава Тибидохса.
- Обменяемся телефонами? – с надеждой спросил Александр, - давайте, я запишу вам свой номер…
При всей своей образованности Медузия абсолютно не разбиралась в лопухоидной технике. Слова «телефон» и «номер» сказали ей не больше, чем простейшие понятия магического мира - «болотный хмырь» и «пундус храпундус» - могли бы сказать Александру. Решив разобраться, доцент Горгонова змейкой скользнула в абсолютно незащищенное лопухоидное сознание и…
«Телефон… номер… даст, не даст... связь…
«Билайн»… Москва… «Нокия»…
…белый… рыжая…
…кофе… «Макдональдс»… борода… усы… глюк, точно глюк…
почему мне так не везет… Катя… красавица…
… неудачник… дурак… неудачник… но почему, почему?.. глупый муж… позвонить…
… да она восхитительна… ноги… грудь… почему…»
Медузия чуть качнула головой, избавляясь от вороха чужих мыслей. Она понимала, что, будучи белым магом, должна испытывать сострадание… но нет. Глядя на этого молодого, должно быть, достаточно привлекательного в глазах других женщин мужчину, Меди не ощущала ровным счетом ничего. Ну, может, легкое раздражение…
Вздохнув, доцент Горгонова попыталась представить себя на месте Сарданапала. Затем – Сарданапала на месте Алекса, и уж потом, под конец, самого академика, неохотно дающего номер зудильника молодой, смущенно краснеющей и, несомненно, влюбленной девице. После чего, позволив себе улыбнуться самыми кончиками губ, торопливо простилась с эмигрантом, махнула рукой академику и скрылась в толпе.
Сарданапал остался вдвоем с Александром.
- Пожалуй, я тоже пойду, - произнес он, рассеянно поправляя золотые зажимы.
- Я… чем-то ее обидел?
Черноморов пожал плечами.
- Меди? Думаю, нет. Обидеть может лишь близкое существо. Для того, чтобы кто-то плюнул вам в душу, нужно до этой души допустить, разве нет? Опять же, кто может понять этих женщин, кроме другой женщины? Хотя… не рискну утверждать, но, кажется, ей не понравилось то, что вы слишком плохо думали обо мне.
Алекс взглянул на Сарданапала и нервно кашлянул. На миг ему показалось, что где-то там, за стеклами очков его собеседника, свернуло небо. Но нет, в следующую секунду глаза академика стали такими же, какими и были - слишком темными для голубых, но недостаточно яркими, чтобы называться синими.
- Попробую угадать, в чем ваша ошибка, - спокойно сказал академик, недовольно одергивая только что появившуюся бороду, которой вновь вздумалось обо что-нибудь обмотаться. – Вы смотрите на все через призму денег. Жабьи бородавки, зеленые мозоли и это… - он достал из кармана мятую долларовую бумажку и бросил ее на стол. – На самом деле они не так уж важны. А теперь мне пора. Едва ли мы когда-нибудь встретимся…
Последнюю фразу глава Тибидохса пробормотал себе под нос. Он отступил назад, коротко поклонился и тут же ухитрился затеряться в жующей гамбургеры толпе. Не такой уж, кстати, и плотной.
- Да ну их обоих, – пробормотал Алекс. – Какие-то они странные.
Он сгреб со стола долларовую бумажку, с удивлением обнаружил на ней еще два нуля и направился к кассам. Молодой желудок не удовлетворился Сарданапаловым кофе и настойчиво требовал вредной пищи, да и постигшая мужчину любовная неудача таинственным образом не угнетала, а лишь стимулировала аппетит.
Вот только привидевшаяся на миг длинная, белая, медленно обвивающая ножку стола борода никак не шла у эмигранта из головы...

@темы: фанфикшен, Медузия, Сарданапал

---

Любимый

Бредовый фанфик, если честно. Довести бы его до ума... но нет, я уже потеряла к нему интерес.


Название: Любимый
Размер: мини (2620 слов)
Категория: гет
Жанр: повседневность
Рейтинг: RG- 13
Пейринги/Персонажи: Медузия/ОМП, Сарданапал
Статус: закончен
Предупреждения: ООС.
Саммари: Ходят слухи, у Медузии были мужчины и до Сарданапала. Например, этот красавец-темный маг...
Дисклеймер: Все права на использованных персонажей принадлежат Дмитрию Емцу.


Давно прошли времена, когда Медузия куталась в бесформенный балахон и, как тень, скользила по темным коридорам Тибидохса. Сейчас коридоры, конечно, не посветлели (уровень фоновой магии до сих пор оставлял желать лучшего), но балахоны Меди сменились на платья - длинные, мрачные, но все-таки платья. В общем, прогресс налицо.
А еще магспирантка Горгонова ухитрилась… влюбиться! Где она познакомилась с некогда обучавшимся на темном отделении Тибидохса, а теперь обитающим в лесах Брянщины молодым темным магом, а также чем именно он ее обаял, история умалчивает.
Медузия встречалась с любимым украдкой, периодически покидая Тибидохс с молчаливого согласия Сарданапала. Мужчина никогда не водил ее домой, предпочитая назначать встречи на «нейтральной» территории - в маленькой хижине на опушке леса. У этого ветхого, сколоченного из осины домика не было окон (что практически компенсировалось внушительными трещинами в стенах и крыше, кое-как залатанными магией), зато имелась настоящая русская печь (которую они никогда не топили) и с десяток зачарованных желтых свечей. Днем они еще хоть как-нибудь освещали, а ночью лишь создавали таинственный полумрак да привлекали нежить. Обычно «на огонек» заявлялись мертвяки и хмыри, а однажды к хижине вышел ее бывший хозяин и, вздыхая, стоял у входа всю ночь, не в силах переступить предусмотрительно нарисованный защитный круг и коснуться осиновых стен; темный маг не удостоил его вниманием, а Медузия сомкнула веки лишь после рассвета, когда жуткая тварь убралась. Но все же Горгонова любила бывать в этой хижине и считала ее самым уютным местом на свете.
Сейчас девушка нежилась на узкой деревянной кровати, обнимая любимого. Тот погрузился в объятия Морфея часа два назад, а она все никак не могла заснуть. Лежала и созерцала звезды сквозь дыры в кровле; а, порой, забавляясь, закрывала глаза и вспоминала каждую черточку тихо сопящего рядом мужчины: его короткие, неровно обстриженные русые волосы, темные глаза под крылатыми бровями, восхитительный изгиб линии рта и темную родинку рядом с носом, легкую сеть морщинок... Потом поднимала веки и сравнивала: похож, не похож? Воображаемый портрет совпадал с реальным до мелочей, и это занятие быстро надоедало. Тогда Меди тихо вздыхала и мысленно погружалась в болото своей магсертации. Темой работы были хмыри, но девушке, разумеется, приходилось рассматривать пару десятков сопутствующих вопросов от теории составления заклинаний до чего-то запутанно-философского (две трети, конечно, «подбросил» научный руководитель). К счастью, Горгонова уже наработала «кирпич» магсертации и теперь трудилась над оформлением; она посвятила сему труду полтора года и планировала потратить еще как минимум столько же. Научная работа отнимала почти все свободное время – даже сейчас, нежась в объятиях любимого, Медузия продолжала обдумывать формулировки; жизнь после защиты она представляла довольно смутно.
«Люди – мастера выстраивать логические связи…», - думала она, параллельно прикидывая, как увязать эту фразу с хмырями. Мирно дышащий рядом мужчина невольно вносил в ее мысли свои коррективы, и в какой-то момент девушка машинально отметила, что у воображаемого любовника появились рожки и слизистый нос…
-Дззззжзздддзззззззз!
Тишину разорвал гневный вопль зудильника. Горгонова небрежно опустила руку, пошарила под кроватью, достала изрядно поцарапанную железную миску и, подтянув не слишком чистое лоскутное одеяло до шеи, коснулась специальной руны. Зудильник тут же прекратил верещать; на экране высветилась круглая, румяная физиономия в обрамлении разноцветных усов и длинной мерцающей бороды:
- О, Меди, прости, что отвлек!
- Ничего страшного, - сказала Медузия.
Ее любовник присел на кровати, зевнул и потер глаза. Потрогал рукой отпечаток подушки, несколько смазывающий общее впечатление от его благородного, породистого лица; демонстративно прижался к Медузии и опустил красивую голову ей на плечо:
- Здравствуй, Сарданапал.
Магспирантка Горгонова чуть поморщилась. Ее любовник ухитрился вложить в это «здравствуй» слоновью дозу брезгливости. Потом он слегка растянул пухлые губы – и отвращение превратилось в укор. Медузии стало не по себе. Порой ей казалось, что этот мужчина уже родился с презрением к светлым; к любимой же он относился нормально - от этого женщине было особенно неуютно.
Впрочем, Сарданапал и усом не повел.
- Доброе утро! - улыбнулся он, - Не хотелось бы вас отвлекать, но, увы – в Тибидохсе небольшие проблемы. У стен опять собирается армия нежи…
В зудильнике что-то булькнуло, Черноморов исчез. Какое-то время на экране мелькало размытое темно-коричневое пятно, потом картинка стабилизировалась, и Горгонова с содроганием идентифицировала крупные, скрепленные раствором валуны.
- Упал со стены, - резюмировал темный маг, вновь забираясь под одеяло. - Давай, отключай.
- Погоди.
С минуту Медузия нервно разглядывала ночное небо над Тибидохсом, то и дело озаряемое зелеными и красными вспышками, потом в ее поле зрения появился маленький уродец с кривыми ножками, непропорционально длинными, гнущимися во всем стороны ручками и мерзким крысиным хвостом. Магспирантка Горгонова без труда опознала харизматического хмыря и, скрипнув зубами, пообещала себе освоить сглазы через зудильник.
- Сдох-хнешь! Сдох-хнеш-ш-шь! – прошипел хмырь, пользуясь своей безнаказанностью. Шипел он не открывая рта, благо многочисленные промежутки между не менее многочисленными зубами позволяли. Медузия сомневалась, что этот хмырь разбирается в устройстве зудильника – скорее всего, просто увидел необычный предмет. Но то, что заинтересовало одного представителя нежити, не может не привлечь остальных (пусть даже раньше им было глубоко все равно) – к зудильнику тут же потянулись многочисленные разнокалиберные ручки.
Сверкнула зеленая искра, нежить метнулась назад, осыпая кого-то не слишком приличными и, признаться, довольно однообразными эпитетами; вместо картинки вновь замелькали зелено-коричневые пятна. Меди с любимым выдохнули почти одновременно – одна облегченно, другой, пожалуй, разочарованно.
Вскоре мелькания прекратились, изображение чуть сместилось, и на экране вновь появилась довольная физиономия Сарданапала. Сейчас он выглядел немного растрепанным. Кончик левого уса обуглился; длинная, многократно обмотанная вокруг шеи борода испачкалась в какой-то зеленоватой слизи; оранжевая мантия была прожжена у ключицы (а, возможно, еще и в других местах – но Медузия не могла видеть то, что находится ниже его плеча); однако на жизнерадостном настроении белого мага это никак не сказалось.
- Прошу прощения! Я… кхм… упал, но речь не об этом… - рассеянно произнес он, глядя куда-то поверх зудильника. Воспользовавшись образовавшейся паузой, любовник щелчком привлек внимание Меди, откинулся на спину и, отбросив свой край одеяла, энергично пнул воздух. Потом он показал пальчиком вниз, задвигал челюстями, скривился, плюнул на пол и махнул рукой в сторону потолка. Горгонова на секунду прикрыла веки и вновь вгляделась в железную миску.
А Черноморов тем временем продолжал:
- Учитель принял решение заблокировать Гардарику. Тебе лучше вернуться, и поскорее, потому что не ясно, сможешь ли ты попасть в Тибидохс в ближайший... э-э... месяц. В Брянских лесах - ты ведь там? - конечно, пока безопаснее, но...
Сарданапал бросил взгляд наверх и чуть вбок; в его голубых глазах на мгновенье сверкнула сталь. Потом он снова нашарил глазами зудильник и рассеянно поправил очки:
- Конечно, ты можешь остаться. Твое право. Но лучше было бы, чтобы... – он отогнал от бороды свои беспокойно резвящиеся и, по-видимому, возжелавшие измазаться в слизи усы, виновато улыбнулся. - Так мне будет спокойней. А вы, молодой человек, могли бы телепортировать вместе с Медузией. Уверен, Учитель будет не против. Только, пожалуйста, сделайте это быстрее. Я заблокирую Гардарику через двадцать… уже через восемнадцать минут. Рекомендую успеть.
- Да, - сказала Медузия, заметив, что учитель опять отвлекся. Сарданапал бросил на нее странный взгляд из-под блестящих очков, как-то скомкано попрощался и провел рукой по зудильнику. Его румяная физиономия сменилась неровным дном миски, но магспирантка Горгонова еще успела заметить ослепительно-зеленую вспышку и услышать отголосок гневного вопля.
Любимый откинулся на подушку и скорчил недовольную мину. На его благородном лице это выглядело особенно привлекательно. Впрочем, Меди было некогда любоваться – она торопливо собирала немногочисленные вещи.
- Нет, я не понял, - пробубнил мужчина, - кто ставит блок - Древнир или этот?..
- Ну что тут непонятного, - промурлыкала Медузия, опускаясь на колени с целью заглянуть под кровать, - Древнир сказал, Сарданапал поставил.
- Все ясно... - прошептал темный маг. - Сарданапал поманил, и ты побежала за ним, как собачка.
- Он все-таки мой учитель, - улыбнулась Горгонова, облачаясь в оранжевую мантию. - Поедешь со мной? Это было бы здорово.
Мужчина отбросил одеяло и тоже принялся одеваться.
- Пожалуй, нет. И, знаешь, Меди... - медленно начал он, осторожно подбирая слова. Гладкая кожа на безупречном лбу чуть-чуть сморщилась, но общая картина от этого не изменилась. - Тебе тоже лучше остаться.
Он подошел к женщине, сжал ее в объятиях и жадно, требовательно поцеловал.
- Останься, останься, - пробормотал темный маг, лаская губами ее шею и потихоньку расстегивая школьную мантию. Медузия с жаром ответила на поцелуй, но раздевать себя не дала - нашла и решительно сжала его тонкие, холеные пальцы.
- Останься, - продолжил мужчина.- Со мной. Навсегда. Я люблю тебя.
- Я тоже тебя люблю, - страстно выдохнула Горгонова. Страстно-то страстно, но все же с некоторым раздражением. Она слишком ценила такие слова, чтобы разбрасываться ими направо и налево, и, уж тем более, использовать как средство манипуляции.
Мужчина тем временем гнул свою линию. Он нежно прижимал ее к сердцу и, чуть покусывая мочку уха, шептал:
- Я так хочу, чтобы мы были вместе. Пока ты живешь в Тибидохсе, это нереально. Останься... со мной. Сарданапалу мы пошлем купидончика.
Медузия чуть отстранилась и заглянула ему в глаза:
- Ну вот, теперь ты хочешь, чтобы я бросила Тибидохс.
Любовник вздохнул и зашел с другой стороны (не только в прямом, но и в переносном смысле).
-Ты обещала, что мы будем вместе. А я - темный маг. В конечном итоге тебе тоже придется стать темной.
- Это меня не пугает.
Мужчина издал тихий смешок:
- Я знаю. Но твой учитель - белый маг, между прочим - этого не позволит. Тебе в любом случае придется держаться от него подальше. Светлые не слишком-то жалуют темных, - блондин нервно сложил руки на груди. - Тогда почему бы...
- Не думаю, - спокойно сказала Горгонова. – Я знаю Сарданапала несколько лет, и уверена, что ему не свойственен этот дикий, неестественный шовинизм.
При этом Меди слегка покривила душой. Она была твердо уверена, что Черноморов не станет ненавидеть темных магов только из-за того, что они – темные маги. Но этот, конкретный темный маг явно не вызывал у него никаких положительных эмоций. Обычно Сарданапал щадил чувства девушки и старался этого не показывать, но выходило не очень. Впрочем, любовник отвечал учителю Меди взаимностью; правда, он даже не пытался это скрывать.
Вот и сейчас при слове «Сарданапал» такое прекрасное лицо слегка исказилось в обычном для него выражении брезгливости. У капризного рта пролегла сеть морщинок, на скулах дернулись желваки, но глаза, как ни странно, остались неподвижными.
В следующий миг же любимый вновь овладел лицевыми мышцами, продемонстрировал безупречные зубы и заявил:
- Значит, так! Я люблю тебя больше жизни, но эта нелепая привязанность к светлому магу заставляет меня сомневаться в том, что мы будет вместе!
- Это еще почему? - прищурилась магспирантка, логично отбросив первую часть его фразы как вводную.
- Все просто. Этот напыщенный идиот, конечно же, не является абсолютно светлым. Мрак медленно пожирает его душу, как пожирает твою, мою, и, вообще, все души на свете. Но твой учитель, по непонятным причинам, не хочет с этим смириться. Вымазывается в грязи, постоянно сползает, но почему-то упрямо лезет наверх. А ты, - его голос дрогнул, - ты ползешь вместе с ним! Почему? Не проще ль оставить бесплодные попытки и прыгнуть – красиво? Мы полетим в эту бездну вместе, мы будем двумя темными крыльями: я – твоими, а ты – моими… - темный маг сделал паузу и быстро взглянул в сторону девушки, проверяя ее реакцию.
Как оказалось, красивая фраза ушла «в молоко» - вместо того, чтобы растаять от пафоса, сонная и не выспавшаяся Медузия сосредоточенно свела брови, пытаясь представить фигуру, состоящую исключительно из двух крыльев. Получалось плохо, но девушка не теряла надежды.
Вздохнув, мужчина приблизился, сокращая и без того небольшую дистанцию, и, осторожно ухватив Горгонову за подбородок, приподнял ее голову.
- Просто я люблю тебя, Меди.
Завороженная, Медузия протянула руку и коснулась его щеки. Нежная кожа обжигала.
Мужчина перехватил ее кисть, прижал к губам. Горгонова ощутила волну жара, мгновенно охватившую и согревшую все ее тело. В эту минуту она почти забыла о времени. Почти.
- Я... так хочу, чтобы мы были вместе. Но сейчас... извини. Мне пора.
Его красивые губы сжались в тонкую, капризную линию. Мужчина отошел в сторону, исподлобья изучая лицо любимой.
- Ах, так! Тогда выбирай: или я, или этот Сарданапал и его Тибидохс.
- Любимый...
- Я все сказал! - мужчина скрестил руки на груди и воззрился на Меди. Воззрился нетерпеливо, решительно. Казалось, что он поставил на карту все, что и имел… и был, как ни странно, уверен в победе.
Медузия подняла глаза к потолку: она точно знала, что жизнь без любимого обернется невыносимой пыткой. Не видеть его темных глаз, никогда не коснуться пылающих жаром губ... Казалось, чего тут терзаться, всего пару слов – и они всегда будут счастливы. Но бросить все, навеки покинуть ставший родным Тибидохс…
Магспирантка Горгонова приоткрыла рот, намереваясь расставить все точки над «ё», но снова заколебалась. Самый дорогой человек в ее жизни молча сверлил Медузию взглядом. Второе близкое существо дожидалось ее в Тибидохсе.
А время шло.

Всегда подчеркнуто пунктуальная, на этот раз Меди появилась в Тибидохсе чуть ли не за десять секунд до окончания срока. Сухо кивнула Сарданапалу, поправила растрепавшиеся волосы.
- Ты одна? - уточнил Черноморов.
- Да.
Сарданапал тут же выпустил искру и начертил в воздухе сложную фигуру. Медузия отвернулась и украдкой стерла одинокую слезинку. Горгоновой было плохо. Хотелось завыть и забиться в истерике. Мысль о том, что она больше не увидит любимого, билась в черепной коробке и ласково протягивала ручки депрессии. Но Меди не могла позволить себе демонстрировать слабость. Потом, все потом... Скоро она вернется в свою сырую коморку, привычно залатает трещину на потолке, плюхнется на кровать и накроется одеялом. Тогда-то и можно будет дать волю слезам. Сейчас же она должна казаться спокойной. Ну и, конечно, молится, чтобы учитель ничего не заметил.
- Меди.
Горгонова коротко выдохнула и развернулась на каблуках. Ну вот. Конечно, ей следовало привести себя в порядок и только потом показываться учителю, но объяснение с любимым мужчиной и так чересчур затянулось. Медузия не могла рисковать.
- Да?
Сарданапал улыбнулся одними губами. В его глазах стояла тревога.
- Прости, я испортил тебе личную жизнь...
- Вы тут ни при чем, - хрипло ответила Меди. – Любовь – это штука крайне недолговечная. Особенно, если ее, может, и не было. Но… откуда?..
Черноморов чуть качнул головой и приложил руку к щеке. Медузия повторила его жест и обнаружила островок странно горячей кожи. Припомнила, что, прощаясь, любовник отвесил ей оплеуху, и торопливо прикрылась мороком.
Сарданапал взглянул на нее с состраданием.
- Я мог бы наговорить много красивых слов о том, что жизнь не заканчивается. О том, что, в конце концов, вы еще можете помириться… но, знаешь…
- Не стоит.
Горгонова кивнула в знак благодарности, после чего, наконец-то, осмотрелась. Как оказалось, «настроенная» на учителя телепортация занесла ее в одну из маленьких башенок, где-то в трех метрах от узкой бойницы. Медузия быстро преодолела эти три метра и посмотрела вниз.
А там условно живым ковром копошились тысячи маленьких тел. Лидеров, способных сплотить это месиво во что-то боеспособное, по счастью, не наблюдалось, так что нежить вела себя довольно пассивно. В обычном состоянии она была не способна к организованной деятельности (атака по принципу «увидеть кого-нибудь и напасть на него всем скопом» организованной не считается). Без Кводнона, Чумы-дель-Торт и других приятных во всех отношениях личностей нежить, бывало, стояла у стен неделями, периодически затевая грызню между собой. Привычное и даже несколько поднадоевшее зрелище. Впрочем, Древнир, очевидно, что-то почувствовал – он точно не стал бы беспокоиться из-за ерунды. И на Сарданапала кто-то напал… нет, дело было нечисто.
Но Меди в кое-то веки было не до анализа. Она обернулась к Сарданапалу - погруженный в свои мысли, он стоял там же - и натянуто улыбнулась.
- Наверно, вы были правы. Мы с ним не подходим друг другу.
Сарданапал вскинул голову:
- Я никогда не говорил ничего подобного, - мягко произнес он.
- И вправду, не говорили. Но ведь, наверно, думали? - ей вдруг захотелось получить подтверждение очевидного.
- Риторический вопрос, - пробормотал белый маг. Приблизился к девушке, протянул руку... и тут же отдернул, не зная, какой будет реакция на его прикосновение. – Послушай, Меди, тебе очень нужно…очень нужно… дойти до магпункта, до Ягге.
- Зачем? – отстраненно уточнила Медузия.
«Потому, что я не смогу тебе помочь».
- Пожалуйста, Меди, просто сходи.
Магспирантка Горгонова сдержанно кивнула и начала спускаться по винтовой лестнице. Сарданапал проводил ученицу взглядом, но все же не решился последовать за ней. Медузия была ему благодарна; правда, в отсутствие Черноморова ее самообладание улетучивалось со страшной скоростью.
Впрочем, до магпункта ее хватило.

@темы: фанфикшен, Медузия, Сарданапал

---

Учеба хороша в меру

Название: Учеба хороша в меру.
Рейтинг: G
Тип: Джен
Жанр: Повседневность.
Пейринги/Персонажи: Сарданапал, Медузия, ОМП
Предупреждения: ООС; не всем нравится этот стиль.


Вечера на Буяне прекрасны. Багряные лучи клонящегося к закату солнца окрашивают легкие кучевые облачка в лиловый и розовый, нежно касаются почти невидимых граней Грааль Гардарики, сверкают на магическом куполе драконбольного поля; играя, проникают сквозь витражи, красиво подсвечивая закутанную в загадочную дымку мрачную тибидохскую черепаху. А вы с любимым стоите на крыше какой-нибудь башни или выглядываете в окно и, замирая, с трепещущим сердцем глядите, как там, в постепенно темнеющей фиолетовой вышине, загораются первые звезды.
Впрочем, справедливости ради стоит отметить, что иногда выдаются и дни, когда ты при всем желании неспособна оценить красоту тибидохского вечера. Когда ты бредешь в свою комнату после пяти часов дополнительных занятий, и грубо сколоченная из досок кровать мнится тебе привлекательней, чем какой-то закат. Когда ты настолько устала, что даже змейки на голове висят в полуобморочном состоянии, не спеша превращаться в волосы; и что в какой-то момент вдруг понимаешь, что кровать-то не слишком нужна – ты прекрасно заснешь прямо здесь, на прохладном, манящем полу.
Но ты не можешь этого сделать, потому что рядом, поминутно наступая то на мантию, то на бороду, плетется – о нет, ни какой-нибудь молодой человек, ведь ты до сих пор шарахаешься от противоположного пола! – учитель, который сначала «выпил всю кровь» бесконечной муштрой, а потом обязался довести тебя до комнаты и точно не даст прикорнуть посреди коридора.
В какой-то момент ему, кажется, становится совестно; он тихо, отрывисто начинает:
- Ну ладно, Меди. Представь, что завтра на нас нападет нежить – теперь ты легко от нее отобьешься.
И ты бормочешь:
- Надеюсь, что не с утра…
Сарданапал поднимает глаза на тебя – левый он, кажется, придерживает рукой, чтобы тот не закрылся – и задумчиво так произносит:
- У тебя первой парой история магии? Можешь на нее не пойти. Поспишь на час дольше.
Ты позволяешь себе задуматься – но только на пару секунд. Предложение крайне заманчиво, ведь история это не ратная магия, пропускать которую чревато незапланированным посещением магпункта, и даже не важная и полезная теория магии. Сначала учитель будет бубнить какую-то скучную лекцию, потом нарисует на доске чей-нибудь гороскоп – давай, народ, переписывай. Дисциплина на уроке ни к черту, домашние задания, похоже, кроме тебя никто и не делает – и это притом, что Сарданапал занимается с тобой индивидуально и разрешает не посещать свои предметы. Но ты все равно придешь и будешь зевать этот час на последней парте, отстраненно разглядывая мешки у него под глазами.
- Спасибо, конечно, но…
Ты вновь зеваешь, прикрыв рот ладошкой.
Черноморов кивает. Напрасно. Пушистая длинная борода, до этого мирно дремавшая, сползает у него с плеча и коварно переплетается с завязками на туфлях. Учитель машет тебе рукой – иди, я потом догоню! – и, наклонившись, отдирает вредную растительность от ноги. К веселью тут же подключаются доселе мирно висевшие разноцветные усы, и ты, вздохнув, продолжаешь свой путь. Подходишь к своеобразному перекрестку, заворачиваешь за угол – перебирая ногами чисто на автомате, уставший мозг в этом процессе почти не участвует.
Впрочем, вскоре ему приходится включиться – когда зачарованный факел выхватывает из полумрака знакомое лицо. Неприятно знакомое.
Эту круглую кислую рожу ты узнаешь из тысячи. Порой тебе кажется, что ее обладатель питается одними лимонами, да еще и не слишком-то верит в существование сладкого. Так и хочется запустить в него сахарницей.
- Кто это шастает по ночам? – Он близоруко растягивает правый глаз. Как говорится, наводит резкость. Очки этот тип не носит из принципа. – Ба, да это же Гидра!
Сей неприятный субъект - из темных. Он учится курсом выше и начал цепляться к тебе где-то месяц назад. За что он тебя невзлюбил, ты представляешь довольно смутно. Уж явно не потому, что ты облила его супом. Причем совершенно случайно!
Впрочем, до этого эпизода он тебя и вовсе не замечал. А, сталкиваясь на обеде или в библиотеке (да-да, пару раз его все же туда заносило), демонстрировал привычное для темных магов презрение. Но после того, как ты разбила об его поросшую светлыми волосенками голову тарелку с кипящим борщом, его отношение изменилось не в лучшую сторону.
- Отцепись. Дай пройти, - шипишь ты. Змейки на твоей голове открывают пасти и тоже шипят.
А старшекурсник гаденько ржет, отчего его нижняя челюсть скачет как на резинке. Что примечательно, общее выражение лица остается таким же кислым.
Он направляет кольцо тебе в лоб и, чуть растягивая гласные, заявляет:
- С тобой нет этого бородатого типчика, так что…
Здесь он не прав. Бородатый типчик в наличии, он уже разобрался с туфлями и как раз показывается из-за поворота.
Но ты о нем даже не вспоминаешь. Стремительно вскидываешь кольцо и повторяешь последний выученный пасс. Тусклая – ведь силы твои на исходе – зеленая искра врезается в грудь темного мага и впечатывает того в стену, чуть правее кое-как разгоняющего тьму зачарованного факела. Тело мягко сползает на пол – кажется, старшекурсник лишился сознания еще до столкновения со стеной. Его кожа зеленеет и даже… делается прозрачной?! Медленно, очень медленно, но у тебя уже получается разглядеть не только эпидермис, но и более глубокие слои. Правда, внутренних органов еще не видать.
Признаться, ты не рассчитывала на подобный эффект. Да и вообще ни на какой не рассчитывала. Вот только мальчишка всего на курс старше тебя не может отвести или блокировать заклинание за пару секунд, как это делает бессмертный маг с феноменальной реакцией и боевым опытом в несколько сотен (а, может, и тысяч) лет. А эти чары он, похоже, и вовсе не проходил.
Сзади подходит Сарданапал. Внимательно осматривает пострадавшего, качает головой, негромко бормочет какое-то заклинание и выпускает искру. К темному магу возвращается сознание, а ты… виновато склоняешь голову и опускаешь глаза. Чувствуешь себя нашкодившей кошкой – хотя нет, ты общаешься с племенем кошачьих недолго, но уже знаешь, что, совершив какую-то гадость, его достойные представители выглядят крайне довольными. Так что сейчас ты проклинаешь свою поспешность, ведь ясно, что колдовать в этом случае было вовсе не обязательно.
Учитель приводит пострадавшего в чувство и на всякий случай телепортирует в магпункт. Потом поворачивается к тебе и мягко произносит:
- Признаться, я даже не думал, что заклинание против мавок может подействовать и на людей. Причем с таким…ммм… необычным эффектом. Но… позволь спросить, почему именно это?
- Первое, что пришло в голову, - бормочешь ты.
- Хорошо. Наверно, нам следует изучить это заклинание поподробнее. Но не сейчас, – он улыбается в бороду. - Во всяком случае, этот милый юноша к тебе больше не сунется.
Сарданапал замолкает, поправляет покосившийся факел и как ни в чем не бывало продолжает путь. Через пару шагов он вновь поворачивается к тебе и уточняет:
- По крайней мере, в ближайшие две недели.
Ты продолжаешь шагать в заданном направлении. Отступившая было усталость наваливается с присущим ей энтузиазмом: веки вновь начинают слипаться, координация движений оставляет желать лучшего, и ноги ты переставляешь с трудом; плюс ко всему тебе чудится, что в Тибидохсе как-то неожиданно похолодало, и даже наброшенный поверх обычной одежды плащ уже не помогает сохранить уходящее тепло.
В полусонное сознание с некоторым опозданием стучится интересная мысль. Ты догоняешь Сарданапала, благо он ходит не так уж и быстро, и задумчиво произносишь:
- Четвертый курс еще не прошел то заклинание?
Учитель резко останавливается, и ты едва успеваешь затормозить. Привычным движением поднимает голову, чтобы взглянуть на тебя. Голубые глаза испещрены кровавыми прожилками – и он не сразу понимает, чего ты от него хочешь. А ты… внезапно осознаешь, что все эти бесконечные тренировки отнимают у твоего учителя столько же сил.
- Какое? – он рассеянно поправляет очки. – А, это… В программе темного отделения его нет. Они изучают другие заклинания против мавок – менее надежные, но более…ммм… легкие в освоении. Но я посчитал, что тебе, Меди, будет полезно выучить именно это.
Раздвигаешь губы в улыбке, киваешь. Тебя странным образом привлекает все, что связано с нежитью – и Черноморов не мог этого не заметить.
- Кое-кто, правда, проходит подобные чары в магспирантуре, - продолжает Сарданапал. – Впрочем, будь Порфирий магспирантом по соответствующему профилю, это едва ли бы ему помогло. К заклинаниям против нежити не принято составлять отводы.
- А-а…
Вы с учителем наконец-то добираетесь до Лестницы Атлантов. Идти осталось совсем немного. Вам даже не нужно подниматься в общую гостиную, твоя комнатка располагается обособленно, как-то поодаль от остальных. Больше всего она, кстати, похожа на переоборудованную кладовку: узкая, тесная и с холодными стенами. В единственное окно проникает как раз то количество света, которого хватает для комфортного чтения, по потолку змеится трещина, которую ты постоянно (и практически безуспешно) залатываешь магией. Деревянную кровать ты поставила по диагонали – несмотря на ремонтные заклинания, из трещины иногда все же капает. Обычно такое случается в дождь. То, что над комнаткой расположено еще какое-то помещение, ничуть не мешает – ты списываешь эту странность на пятое измерение.
Комнатенка пользуется дурной славой – причем не только из-за загадочной трещины. Раньше на влажных стенах постоянно появлялась вонючая сизая плесень; правда, с твоим заселением она почему-то перевелась. Соседи тоже не спешат появляться. Светлым магам места хватает, а темных предпочитают комплектовать по трое, но все же не делать еще из одной коморки подобие Комнаты с Черными Шторами.
Но ты даже рада – порой тебе просто необходимо побыть в одиночестве.
Ты с наслаждением переступаешь порог и прощаешься с Черноморовым. Учитель вновь предлагает пропустить историю магии, и снова ты говоришь, что придешь. Потом блаженно прислоняешься к косяку, закрываешь глаза и медленно произносишь:
- А, знаете, если бы я осталась тут, в Тибидохсе… - ты никогда не думала об этом раньше, но сейчас почему-то понимаешь: будет неплохо, - … то никому бы не позволила пропускать свои уроки. Прогуляешь один раз – сглаз! Второй – сразу в магпункт! И дисциплина была бы на уровне: никакой болтовни, за «мушиное» заклинание - в муху на месяц! А уж практические занятия снились бы деткам в кошмарных снах…
- Ну, Меди, - смеется Сарданапал, - уверен, ты будешь намного добрее.
- Не думаю.
- Посмотрим! Я буду рад, если ты останешься. Тогда мы вернемся к этому разговору… лет через триста. А пока – спать!
Учитель желает «спокойной ночи»; подавшись вперед, легонько проводит рукой по твоим сонным змейкам; запахивается в мантию и рассеянно проходит сквозь полуприкрытую дверь.
- Спокойной ночи! – откликаешься ты.
Отцепляешься от стены, бредешь к вожделенной постели и тихо бормочешь:
- Посмотрим? Вы сами посмотрите…
И снятся тебе восемь кошек за партой, оливы в цвету и пушистый, сияющий снег…

@темы: ТГ, фанфикшен, Медузия, Сарданапал